Санкта-Психо

Она что, с луны свалилась? А, да… у нее сегодня выходной.

– Конечно. А ты откуда знаешь?

– Лилиан звонила.

– Значит, вечером мы с тобой больше не поработаем.

Ян знает – она поняла, о чем он.

Ханна отвечает не сразу:

– Можешь зайти ко мне сегодня вечером? Ненадолго? Переулок Веллмана, пять.

– Конечно… а что случилось?

– Хочу вернуть твои книги. И немного поговорить.

Ян кладет трубку. Может быть, у него появился новый друг? Как Рами пятнадцать лет назад?

Ханна живет в новом кирпичном доме рядом с площадью. Дверь открывается мгновенно, точно она ждала звонка.

Бело-розовые обои, нигде ни пылинки.

– Привет. Заходи, – говорит она без улыбки и уходит в кухню.

Ян, немного растерявшись, остается в гостиной.

Рассматривает книжную полку. Своеобразная библиотека – почти сплошь книги о преступлениях и преступниках. «Самые чудовищные убийства в истории», «Монстры среди нас», «Чарльз Мэнсон с его собственных слов», «Признания Теда Банди», «Серийные убийцы – психология насилия».

Целая полка книг об убийствах и убийцах. И ни одной, скажем, про святую Патрицию или других святых… но такие книги, кажется, уже никто не пишет.

– Ты идешь? – Голос Ханны из кухни.

– Да, да…

Она стоит и заваривает чай. Кухня маленькая, но такая же идеально чистая, у плиты стопка белых маленьких полотенец. На столе – четыре книги, их Ян узнал сразу: «Сто рук принцессы», «Зверомастер», «Ведьмина болезнь» и «Вивека в каменном доме».

– Спасибо, что дал почитать.

– А ты прочитала?

– Конечно… довольно жестокие истории. Например, когда принцесса получает руки бродяги, чтобы задушить этих грабителей… Это ведь не станешь читать детям? Или как?

Пожалуй, она права…

– Не хуже, чем твои книжки, – улыбается он.

– Какие – мои?

– Вон те, на полке. Про убийства.

Она отводит взгляд:

– Я еще не все прочитала… но с тех пор, как я познакомилась с Иваном, мне хочется узнать больше. А книг таких – не перечесть.

– Людей привлекает зло… – Он помолчал. – А ты знаешь, что не ты одна пишешь Рёсселю?

– Нет. – Она насторожилась и посмотрела на Яна с новым интересом. – А откуда ты знаешь?

– Сам видел.

– От женщин?

– В основном – да.

– Любовные письма?

– Может быть… скорее всего. Я не читал.

Еще не хватало признаться, что он вскрывает письма.

На столе, кроме тоненьких рукописных книг Марии Бланкер, лежит и толстая стопка распечатанных на принтере листов.

– Я хотела тебе показать вот это… – Она пробегает пальцами по бумаге. – Иван передал свою рукопись.

– Когда он приходил в «Полянку»?

– Он не приходил, – энергично трясет головой Ханна. – Это был не он. Вообще не из больницы.

– А кто?

– Этого я не могу сказать.

И не скажет, думает Ян и смотрит на титульный лист. «МОЯ ПРАВДА». Имени автора нет, но он уже знает, кто написал эту книгу.

– Мемуары Рёсселя, – задумчиво говорит он.

– Это не мемуары, – быстро возражает Ханна, сверкнув на Яна глазами, – я как раз сейчас читаю… это скорее гипотеза. Версия.

– Версия? Как произошло то или другое убийство?

Она молча кивает, разливает заварившийся чай, и они присаживаются к столу. Ханна все время косится на рукопись.

– Ты в него влюблена?

Она поднимает голову и отрицательно качает головой.

– А в чем тогда дело?

Она не отвечает. Наклоняется к нему и смотрит, не отрываясь, ясными голубыми глазами. Долго. Оценивает, что ли?

Хочет целоваться, решает Ян.

Как раз такой случай, когда люди переходят к поцелуям. Но в эту секунду Ян вспоминает губы Рами в Юпсике, и обаяние момента пропадает.

Не об этом надо думать. О подготовилке. О детях.

– Меня беспокоит Лео, – говорит он.

– Какой Лео?

– Лео Лундберг. В «Полянке».

– А…

– Я пытался с ним разговаривать. Пытался как-то сблизиться. Но это очень трудно. Ему плохо, и я не знаю, как ему помочь.

– Помочь в чем?

– Забыть все, что он видел.

– А что он видел?

Ян замолкает. Ему почему-то очень тяжело об этом говорить. Но, в конце концов, он сам начал этот разговор.

– Думаю, его отец убил мать на глазах у Лео.

Ханна с изумлением уставилась на него:

– А ты говорил с Марией-Луизой?

– Немного… но она не заинтересовалась.

– Потому что ничего не может с этим сделать. И ты не можешь. Чужие раны не залечишь.

Ян вздыхает:

– Залечишь, не залечишь… Я просто хочу, чтобы он был, как другие дети. Чтобы ему было хорошо, чтобы он знал, что в мире полным-полно любви…

Он осекается. Что за смехотворная выспренность… полным-полно любви. Как же, мир прямо лопается от любви.

– Может быть, ты в какой-то степени хочешь замолить грех… я имею в виду того мальчика?

– Какого «того мальчика»?

– Которого ты потерял в лесу?

Ян опускает глаза. Почему-то он чувствует необходимость во всем ей признаться.

– Дело было не совсем так, – тихо, почти неслышно произносит он. – Я его не терял.

– Ты же сказал…

– Нет. Не терял. Я оставил его в лесу.

Она смотрит, ни слова не говоря, и Ян быстро продолжает:

– Ненадолго… и в полной безопасности.

– Зачем?

– Своего рода месть… – вздыхает Ян. – Месть его родителям. Матери. Я хотел заставить ее сходить с ума. Думал, знаю, что делаю, но…

Он замолкает.

– И что, – тихо спрашивает Ханна, – стало лучше?

– Не знаю… нет, не думаю. Стараюсь не вспоминать эту историю.