Она опять уставилась в потолок:
— Но сначала я ей отомщу.
— Кому?
— Психобалаболке. Той, которая меня сюда упекла.
— Я знаю…
— Но это не самое худшее… — Рами кивнула в сторону стола. — Пока меня не было, она украла мои дневники.
Может быть, и так. Толстая тетрадь, всегда лежавшая у Рами на столе, исчезла.
— Она об этом пожалеет. И она, и ее семья.
38
Разговаривал ли он вообще когда-нибудь с соседями? За все годы, что жил в съемных квартирах?
Ян такого случая не припомнил. Если и встречал кого-то в подъезде или на лестнице, дальше «здравствуйте» дело не шло. Никогда не останавливался «поболтать». Лестничная площадка — не клуб интересных встреч. А многоквартирный дом — кое-как приспособленное для жилья пустое место. О том, что оно не совсем пустое, свидетельствует разве что гулкое эхо открывающихся и закрывающихся дверей.
Но здесь, в Валле, он заговорил с одним из соседей. И охотно поговорил бы еще раз.
Вернулся домой от Ханны, положил книжки Рами на стол и мгновенно уснул.
Но сон не принес ему отдыха — проснулся с головной болью и тяжестью во всем теле, будто и не спал.
Неважно. Есть дела, которые он должен сделать, не откладывая.
Кое-как позавтракав, он взял пустую кофейную чашечку и спустился на два этажа.
В. ЛЕГЕН. Нажал кнопку звонка. Дверь долго, наверное с минуту, не открывалась. Нет дома. Но тут щелкнул замок, и Яна обдает запах трубочного табака и перегара. Седоволосый сосед смотрит на него пустым, ничего не выражающим взглядом.
— Доброе утро. — Ян широко улыбается. — Опять забыл купить сахар.
— Песок? — мрачно осведомляется сосед. Он узнал Яна, но не дал себе труда поздороваться.
— Любой, какой есть.
Леген молча берет у него чашку и исчезает, не приглашая зайти, Но Ян все равно заходит в темную прихожую.
Холщового мешка из Санкта-Патриции, что в тот раз валялся на полу, не видно, так что Ян собирается с духом и идет в кухню.
Сваленные в мойке грязные тарелки, на полу стоят группками бутылки и жбаны, серая пленка пыли и кухонного чада на окнах.
— Я, кстати, работаю в Санкта-Патриции, — говорит он в спину старику.
Тот не реагирует. Нашел наконец банку с сахаром и собирается отсыпать в чашечку.
— Вы ведь тоже там работаете?
Леген молчит, но Ян заметил короткий кивок. Или показалось? На всякий случай он продолжает:
— В прачечной, да?
На этот раз кивок более определенный.
— И давно?
— Двадцать восемь лет. И семь месяцев.
— Вот это да… Но теперь-то вы на пенсии?
— А то. Теперь делаю вино.
Вот зачем бутылки, жбаны и канистрочки… Запах, ударивший ему в нос на пороге, шел не от Легена, а от этих плохо отмытых емкостей.
— И… — Он думает, как бы понейтральнее сформулировать вопрос. — Вот это да! Двадцать восемь лет! Вы, наверное, помните каждый закоулок в клинике.
— Кое-что помню.
— Эта клиника, как старинный замок… Тайные подземные ходы и все такое, да? — Ян улыбается. То ли вопрос, то ли шутка. Понимай как хочешь.
Леген отставляет банку с сахаром и внимательно смотрит на Яна.
— Хотелось бы послушать рассказы про Санкта-Патрицию… — осторожно делает Ян следующий шаг.
— Это еще зачем?
— Я же работаю там… любопытно. Никогда, например, не бывал в отделениях. Палаты и все такое.
— Не бывал? А где же ты работаешь?
Ничего подходящего не приходит в голову, поэтому Ян говорит правду:
— В подготовительной школе.
— Какой школе? Нет у них никакой школы.
— Теперь есть. Для детей больных… ну, тех, кто лежит в больнице.
— Вон оно что… — Леген явно удивлен. Это для него новость. — Ну ладно. Сотня.
— Какая сотня? Детей гораздо меньше.
— Сто спенн. И я тебе все расскажу. Еще и вина получишь в придачу.
Ян согласен.
— Рассказывайте, — говорит он. — Деньги я принесу потом.
Старик тяжело опускается на стул и некоторое время молчит.
— Никаких тайных ходов там нет. Я, во всяком случае, не видел… а вот что есть, то есть…
Он ворошит газеты и квитанции на столе, извлекает карандаш и какой-то рекламный листок с чистой обратной стороной и начинает рисовать квадраты и прямоугольники.
— Это что?
— Прачечная. — Леген рисует стрелку. — Идешь в сушилку… ну, сушильную комнату. Там здоровенная дверь… идешь и идешь… но туда тебе не надо. Есть еще одна дверь, направо. На склад… — Он обводит один из прямоугольников с таким нажимом, что карандаш ломается. — И вот тут-то и можно подняться наверх.
— Лестница?
— Не-е. Не лестница. Старый лифт. Идет прямо в отделения. Но про него мало кто помнит.
Ян рассматривает небрежный рисунок со следами жира от рук Легена.
— В прачечной люди… и охранники.
— Только не по воскресеньям. По праздникам в прачечной никого нет. Тихо и пусто. Можно кататься вверх и вниз сколько душе угодно.
И Леген в первый раз за все время разговора смотрит Яну в глаза. Внезапно Ян понимает, что это именно он, Леген, катался на этом лифте «сколько душе угодно». И еще он понимает, что между ним и этим неопрятным стариком возникло своего рода взаимопонимание.