Санкта-Психо

Он отрицательно качает головой. Нет. Когда он был маленький, он ничего не боялся. Даже атомной бомбы. Ничего и никого не боялся, пока не повстречался с Бандой четырех.

— А вы?

— Нет… Я жила в маленьком городке. Там никто даже двери не запирал. Ни воров, ни грабителей… вообще никаких преступников. По крайней мере, об этом не говорили. Но там был приют для умалишенных, их отпускали иногда в город. Одежда у них была странная, так что сразу видно, откуда они появились. Вид вполне добродушный, мне нравилось с ними здороваться в автобусе — они были счастливы с кем-нибудь поговорить…. А остальные… сидит какой-нибудь, прямой, как кочерга, и смотрит перед собой, если, не дай бог, сумасшедший войдет. Боялись их… А мне казалось, они очень добрые… — Она посмотрела на Яна. — Я здоровалась, они отвечали.

— И правильно, — одобрил Ян.

Мария-Луиза опять посмотрела на Стену и продолжила — очень тихо, будто сама с собой разговаривала:

— Все так ужасно стало… какие опасные люди есть на земле.

— А мы… мы своего рода спасатели.

Ян сказал это очень тихо, и начальница, похоже, его слов не услышала.

В тот же вечер Ян делает еще одну попытку наладить контакт с Рами. Притворяется, что идет домой после смены, но на полпути сворачивает, гуляет в квартале вилл — ждет, пока в больнице угаснет дневная суета. Потом, опять не прямым путем, добирается до знакомого валуна над ручьем.

Снимает рюкзак, достает Ангела и включает, не сводя глаз с каменной громады клиники. Четвертый этаж, седьмое окно справа. Оно светится, как и в тот раз, но людей не видно.

— Белка, Белка, — шепчет он в передатчик.

Ничего не происходит. Свет горит, как горел.

Он пробует еще раз. Если Рами нет в палате или она спит, то почему включен свет? Или он всегда включен?

В конце концов он прекращает свои попытки, кладет Ангела в рюкзак и уходит. В этот четверг, в этот первый по-настоящему зимний день, он чувствует себя глубоко несчастным. Мало того — отверженным. Всеми отверженным. Ну, может быть, не всеми — дети его очень любят, но если играть с ними слишком много… тоже, наверное, подозрительно.

Подозрения ему ни к чему. Тогда Мария-Луиза не будет спускать с него глаз, так же как она не спускает глаз с Лилиан.

О чем они говорили там, Лилиан и Ханна, на заснеженном газоне «Полянки»? О чем они вообще все время шепчутся? И почему замолкают, когда он появляется?

Домой он не идет. У него назначена встреча с Лилиан. Они должны поговорить об Иване Рёсселе.

48

Он поднимается на крыльцо таунхауса, звонит в дверь и ждет. Ждет и прислушивается. В доме слышны голоса — похоже, работает телевизор.

Открыла не Лилиан, а ее старший брат. Ян так и не знал его имени. Он кивнул Яну и крикнул через плечо:

— Минти!

Звук телевизора стих. Лилиан ответила что-то неразборчивое.

— Минти! Твой приятель по работе пришел.

Повернулся и ушел, даже не посмотрев на Яна. Через минуту в прихожей появилась Лилиан.

— Тебя зовут Минти?

— Иногда.

— Почему?

— Все время сосу мятные таблетки. — Она еле заметно усмехнулась. — Для свежести дыхания.

И голос тоже какой-то безжизненный. Но на этот раз Лилиан трезва. Она провела его в кухню и открыла холодильник. Ян успел заметить какие-то темные бутылки, но на столе появилось молоко.

— Хочешь горячего шоколада?

— С удовольствием.

Она ставит кастрюльку с молоком на плиту.

Садятся за стол. Где же веселая, разбитная Лилиан из бара «У Билла»? С кокетливой змейкой на щеке? Ее нет. Ян никогда не видел ее такой усталой, такой погасшей. Она ставит на стол две кружки с шоколадом:

— Значит, Ханна рассказала про Ивана Рёсселя.

— Рассказала.

— Что он сидит в Санкта-Психо?

— Да. Я много читал о нем.

— Еще бы не читал! Он же знаменитость. Суперзвезда… А жертвы преступления остаются никому не известными… Кому охота говорить с человеком, который все время плачет… Так что мы горюем в тишине, а убийцы становятся кумирами.

Ян не возражает.

— А с Марией-Луизой ты тоже говорил на эту тему?

— Нет. Только с Ханной.

— Слава богу… — Лилиан шумно выдохнула и, как показалось Яну, немного оживилась. — Это хорошо. Мария-Луиза тут же передала бы руководству.

Они помолчали.

— А что передавать? — осторожно спросил Ян.

Лилиан ответила не сразу — очевидно, обдумывала, что говорить, а что — нет.

— Встреча… Мы хотим организовать встречу с Рёсселем. Ханна все организовала, ей помог один из охранников.

— Встречу? На какой предмет?

— Мы хотим получить ответ… попытаться заставить Рёсселя заговорить.

— О чем?

— О Йоне Даниеле.

— О твоем брате?

Она печально кивает.

— Его уже нет.

— Я знаю… я о нем читал.

Она вздыхает.

— Я должна узнать, почему и как все произошло. — Она не поднимает глаз. — А ответа нет. Все… все во мраке. Все время кажется, что это все не на самом деле, что ты спишь. У меня несколько месяцев было такое ощущение. А потом поняла, что не сплю… что его и в самом деле нет. Думала, пройдет, ан нет. Не проходит. Грызет и грызет. А с отцом еще хуже. Он уверен, что Йон Даниель жив. Сидит и ждет у телефона… Каждый день.

Ян не перебивает. Он чувствует себя, как психолог. Как Тони.