Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года

- А то, что от каторжных людей работы особенно ждать не приходится. Видите ли, сударь, при Петре Алексеевиче в основном строили крестьяне либо посадские. Те хоть тоже подневольные, но это был их хлеб, их труд. При государыне же Екатерине Алексеевне для ускорения нагнали каторжных, а каторжным главное не труд - им время провести. Вот и выходит, что работа кипит, а результатов нету.

- Майн либер готт! - расстроился Шумахер.

- Да! И к тому же то недовоз, то недогруз, то недохват. Механизм разладился, милейший Иван Данилович, я об этом и вице-канцлеру Остерману в глаза говорил. А воровство? А смертность среди работающих?

Должен ли я понимать, что этим объясняется затяжка с окончанием Кунсткамеры на целый год?

Дрезинов стал приводить еще многочисленные доводы, а Шумахер принялся объяснять, сколько всего нужно уместить в будущее здание - и ту Кунсткамеру, что в Кикиных палатах, и академическую библиотеку, и предметы куриозные, собранные в Зимнем, Летнем и других императорских дворцах, и токарную мастерскую его величества, н малые кунсткамеры, пожалованные вельможами Теперь и генерал-фельдмаршал князь Репнин, выходя в отставку, пожаловал российской науке фамильные сокровища, в том числе дары монархов прошлых времен...

Ему приходилось подниматься на цыпочки к самому уху рослого Дрезинова, и все равно ветер ревел и не давал ничего услышать. А архитектор все разводил руками - нет, мол, возможностей, и баста.

Тем временем начальник охраны никак не мог успокоиться от неожиданной встречи, хлопал боевого товарища то по груди, то по плечу.

- А помнить, в Ревеле, на пристани, гренадер задирался и как мы его? Ох-ха-ха? А помнишь, Ядвига, плутов-га черроглазая, тебе записочки посылала, а ты неграмотный, ха-ха-ха!

Максюта отвечал рассеянно, смотрел вниз, где охранники палками поднимали каторжан, и те переваливаясь, как медведи, проходили по мосткам на каторжную барку.

- А вот это кто такой? - показал Максюта на высокого каторжанина, загорелого до черноты и с клеймом 13 на щеке. - Знаком больно, а откуда, не помню.

- Ну как же, как же! - засмеялся начальник охраны, вытирая ладонью упитанное лицо. Жарко, страсть! - А помнишь, десант был в Стокгольм? И этого неужто не помнишь? Отчаянный был мужчина!

- Тот самый! - изумился Максюта. - За что ж его?

Начальник охраны оглянулся, хотя рядом никого не было.

- "Святой Иаков"!

- Он был на фрегате "Святой Иаков"?

- Да, да... Но прошу тебя, тише. Мы не имеем права знать, кто и за что...

- Значит, на том самом, что выбросил за борт императорский штандарт?

- Да, да!

- Но ведь "Святой Иаков" был в упор расстрелян всей эскадрой, и было приказано с воды никого не подбирать?

- Но как видишь...

Максюта и начальник охраны молча смотрели, как поднимается с травы великан Тринадцатый, как прочие каторжане жмутся к нему.

- А знаешь? - вдруг сказал Максюта. - Он еще там, на Аландских островах, ко мне подбирался. Но я ответил, что присягу давал на святом Евангелии.

- Вот и меня также бог миловал, - вздохнул начальник охраны и перекрестился.

8

Между тем спор Шумахера с Дрезиновым не стихал.

- Я сам к государыне вхож! - кричал библиотекариус. - А вы, майн герр, получаете как иностранец двести золотых в год и радения никакого! Были бы русским, получали бы в двадцать раз меньше!

Это было не интересно, и начальник охраны продолжал расспрашивать былого однополчанина:

- Значит, еще не женился? А приварок у тебя хорош?

- Какой приварок?

- Ну там, кроме кормленья да экипировки, то да се, да такое, разэтакое...

- Какой же приварок от моих монстров да скелетов?

- Не скажи! Говорят, у вас посетителям вино отпускают. Угощения ради.

Максюта засмеялся. Вино-то вино, да посетителей нет. Хотел спросить товарища, а есть ли приварок у него, да смекнул, что сукно его мундира, по цвету такое же васильковое, как и у Максюты, однако не в пример и тоньше и добротнее, - не из казенной швальни, а из гостиного двора. Максим Тузов, сам бывший приказчик, в сукнах толк понимал.

В этот момент снизу, от причаленного каторжного судна, раздался взрыв брани, отчаянный звон цепей. Клубок тел в бурых лохмотьях катался возле трапа, а охрана старалась разбить этот клубок ударами плетей.

Наконец один из дерущихся выпрямился - это был Тринадцатый. Лицо его было в багровых полосах от плетей, но он твердо сжимал руку другого каторжанина, державшую нож.

- И-эй, бояре, воеводы! - верещал тот, в чьей руке был нож. - И-их, спасите Нетопыря, Нетопыря убивают!

Охранники вцепились в Тринадцатого, но тот успел все-таки выкрутить руку Нетопыря, и нож выпал в воду.

Тринадцатый поднатужился, видно было, как напряглись его плечи. Он разбросал охранников, как котят, и стоял не нагибаясь над их кнутами.

- Господин полицейский офицер! - крикнул он, протягивая руки к Максюте. Тот даже обернулся, чтобы посмотреть, не стоит ли кто за его спиной. Сомненья не было - Тринадцатый обращался именно к нему, Максюте, приняв его за полицейского чина по сходству цвета кафтанов. - Господин офицер, не дайте свершиться несправедливости! Вы независимый здесь человек, не допустите беззакония!