Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года

От слободки донеслось: "0-ой, доченька моя болезная, о-ой!" Максюта вздрогнул. Все, что он с горечью передумал о себе, пока находился во узах светлейшего, все вдруг отлетело, как шелуха. Ему представилась Алена босоногая, в крашенинном сарафане, и глаза ее, преданные, лучистые: "Максим Петрович, вы не сомневайтесь во мне!" Единственная, может быть, в целом свете... Бегом пустился к слободке и увидел на темной завалинке одинокую фигуру. Это был трепальщик Ерофеич, сегодня он сторожил. Понюхает табачку покрутит трещоточку.

- Что, отставной козы барабанщик? - узнал он Максюту. - Просвистел свою зазнобушку?

Вдова в своей каморке опять завыла, заплакала, а Ерофеич принялся оглушительно трещать, пока она не затихла.

- Как это получилось? - спросил Максюта.

- Известно, как... Евмолпий-душегуб, прости господи, снес документ в губернскую контору...

- Значит, она там? - Максюта непроизвольно подался в сторону губернской конторы.

- Тише, человек военный, не рассыпь табак казенный... Там людей не держат. Мы со вдовицею уж бегали, дары писарям воздавали. Купила ее на вывоз помещица новая, принцесса Гендрикова, что у нас в палатах обреталась... Царица ей куш пожаловала, так она накупила народу видимо-невидимо, переженит всех на ком попало, вот тебе и деревня, ха-ха-ха!

- Да брось ты свои хохотульки! - в отчаянии сказал Максюта.

- А что нам еще делать-то? - Ерофеич покрутил трещоткой. - Философских камней мы не теряли, завтра нам их господину библиотекариусу не представлять.

Максюте невыносимо стало его слушать, он побрел в сторону реки.

Там под вязами была партикулярная пристань купца Чиркина, он кое-какой товар на Смоляном дворе закупал. У причала стояла двухмачтовая шхуна, пахло свежей рогожей, на корме горел фонарь.

- Эй, господин корпорал! - кто-то окликнул с кормы шхуны. - Поздненько прогуливаться изволишь!

Это был Евмолп Холявин. В круглой шкиперской шляпе, он покуривал трубочку, скалил зубы и сплевывал за борт.

О чем было говорить Максюте с этим человеком?

- Хочешь ко мне вестовым? - веселился на корме Холявин. - Слугой не предлагаю, знаю: ты гордый. Купец Чиркин мне полную волю дал - кого хочу, найму!

Максюта ускорил шаг, чтобы побыстрей пройти мимо чиркинского судна.

Евмолп кричал, все более изгаляясь:

- Хо-хо-хо, поборник равенства! Хо-хо-хо, кунстка-мерский жа-аних! Вот тебе на добрую память!

По реке разнесся мелодичный звон, постепенно замирая. Слышалась неразличимая команда, затем такой же звон с другой уже стороны. На кораблях российского флота били склянки.

Глава седьмая и последняя

ПРЕКРАСНАЯ ГОЛОВА ГОРГОНЫ

1

Маркиза Лена распахнула окно и, щурясь на утреннее солнце, прислушалась к странному шуму. Словно бы сотни ног шелестели по траве и тысячи уст гудели подобно пчелиному рою. Вдруг из-под земли раздался глухой удар, стекла в рамах задребезжали. За крышами Морской слободки, где угадывалась Нева, взлетели клубки белого дыма, стаи галок понеслись с гомоном.

Она вспомнила: ведь это флот уходил сегодня в поход в Остзейское море! Корабли, разворачиваясь, проходили мимо Петропавловской крепости - там, на специально сделанном помосте, толпилось все адмиралтейство. Каждый корабль салютовал холостыми из всех орудий и уходил к морю. А топот ног и шум голосов означал, что все жители Санктпетербурга, какой бы нации и сословия они ни были, спешили на набережную провожать корабли.

- Что же мы сидим-то? - тревожилась маркиза. - Сидим и сидим, а от светлейшего ничего!

Как женщина бывалая, она, надеясь на светлейшего, и сама не плошала. Ночью Цыцурин отбыл с деньгами, вернувшись, доложил: охрана приняла мзду и обещала рискнуть - на один только час оставить каторгу без присмотра. Цыцурин отправился вновь, условившись, если до начала морского парада от светлейшего ничего не поступит, начинать запасной вариант...

Собственно говоря, было ясно: светлейший или не пожелал, или не смог помочь. Но маркиза все еще надеялась, медлила, хваталась за то, за другое, а верная Зизанья не отходила ни на шаг.

Прибирая столик, наткнулась на давешнюю колоду, где мужиковатые короли и манерные дамы вызывали улыбку игроков. Машинально раскинула древо судьбы - в центре выпала дама червей. - "Это я, - подумала маркиза. - Много лет тому назад мне надо было бросать на даму бубен, теперь для этого стара". А вокруг сплошные короли - бравый пиковый ("Светлейший князья - определила маркиза), злобный трефовый (генерал-полицеймейстер!), червовый... Червовый? Неужели несчастный Авдей Лукич? Нет, скорее граф Рафалович с его парижским подходцем. А вот и бубновый король герой, но весь под спудом десяток - в цепях, в узах казенного дома...

А у сердца дамы легли три туза-редкость, дар судьбы! Три туза подряд бубновый, червовый, трефовый. "Философский камень, которого у меня нет, улыбнулась маркиза. Но пока каждый из королей верит, что он у меня, они мне не опасны..."

И вдруг похолодела от ужаса. Лоб покрылся испариной. В ноги даме пал туз пик, острием вниз. Смерть, внезапная смерть!