Санкция Айгер

Пробуждение Джонатана не было ни бодрым, ни просветленным. Он словно продрался сквозь разбухшие пласты какой-то гадости. Остатки мерзкого сна мешались с непрошеной и нежеланной явью. Кто-то не то во сне, не то наяву пытался отнять у него банку компота, очень почему-то ему дорогую. Нет, не компота… Джема. Что-то защекотало в паху. Прищурив глаза, Джонатан увидел окружающее поотчетливей.

— О, нет! — прохрипел он. — Какого черта тебе здесь надо, Черри?

— С добрым утром, Джонатан! — весело отозвалась она. — Щекотно было?

Он со стоном перевернулся на живот. Черри, одетая в одни шорты, юркнула к нему под простыню и тронула губами его ухо.

— Ням-ням-ням, — сказала она и поступила в соответствии со своими словами.

— Уходи, — буркнул он в подушку. — Если не оставишь меня в покое, я… — Не в силах придумать надлежащей меры наказания, он еще раз застонал.

— То что ты сделаешь? — бодро спросила она. — Изнасилуешь меня? Знаешь, я последнее время много думала об изнасиловании. Оно плохо тем, что партнеры лишают себя возможности общения на межличностном уровне. Но у изнасилования перед мастурбацией есть одно преимущество — не чувствуешь себя такой одинокой. Ты меня понимаешь? В общем, если тебе так уж приспичило меня изнасиловать, я, по-моему, должна это претерпеть со смирением, надлежащим женщине.

Она перевернулась на спину и раскинула руки и ноги, как святой Андрей на кресте.

— Ох, ради Бога, Черри! Дать бы тебе ремнем по мягкому месту…

Она тут же приподнялась на локте и, приняв серьезный, озабоченный вид, произнесла:

— Мне и в голову не приходило, что ты садист, Джонатан. Но что поделать, долг влюбленной женщины — потакать всем интимным прихотям своего мужчины.

— Ты не влюбленная женщина. Ты сексуально озабоченная женщина. Ну ладно же! Твоя взяла! Я встаю. Почему бы тебе не спуститься на кухню и не сварить мне кофе?

— Кофе уже перед тобой, о мой пылкий возлюбленный! Я сварила его, прежде чем подняться к тебе.

На тумбочке стоял поднос с кофейником и двумя чашками. Он принял сидячее положение, а она поправила ему подушки. Потом она налила кофе и передала ему чашку, которую он чуть не выронил, когда она вновь забралась к нему в постель и села рядом. Они соприкасались плечами и бедрами, и она закинула ногу поверх его ноги. Джонатан почувствовал, что в секс-игре на первенство высшей лиги объявлен перерыв. И все же, она была голая по пояс, и ее белые груди резко выделялись на фоне медного загара прочих частей ее тела.

— Эй, Джонатан, — вполне серьезно сказала она, глядя на дно своей чашки, — можно тебя спросить? Правда, что раннее утро — самое подходящее время для моих визитов? Ведь мужчины часто просыпаются с эрекцией?

— Обычно это означает, что им пора пойти в уборную, — пробурчал он в чашку.

Она молча обдумала эту ценную информацию.

— Природа расточительна, — печально заметила она. Потом к ней вернулось хорошее настроение. — Ну да ничего! Рано или поздно я застигну тебя врасплох. И тогда — трах!

— Трах?

— По-моему, это не совсем точное звукоподражание.

— Будем надеяться.

Она на мгновение ушла в себя, потом повернулась к нему и спросила:

— Тут ведь дело не во мне, правда? То есть, если бы я не была девственна, ты бы меня взял, да?

Он сложил пальцы за головой в замок и потянулся вперед, к вытянутым носкам.

— Конечно. Тут же. Трах.

— Потому что, — настойчиво продолжала она, — на самом деле я довольно привлекательна, и богата до омерзения, и фигура у меня неплохая.

Она замолкла в ожидании комплиментов.

— Эй! Мы же говорим о моей фигуре!

После еще одной паузы она сказала:

— Ну, по крайней мере, грудь у меня красивая, правда?

Он, даже не взглянув, ответил:

— Конечно. Просто потрясающая.

— Прекрати сейчас же! Да посмотри же на нее! По нынешним меркам немного маловата, зато крепкая и красивая. Как ты считаешь?

Он взял одну из ее грудей в ладонь и рассмотрел с внимательностью профессионала.

— Очень красивые, — подтвердил он. — И числом две, что особенно радует.

— Так почему же ты, наконец, не сдашься и не переспишь со мной?

— Потому что ты кривляешься, преодолевая природную стеснительность. Более того, ты девственница. Кривляния я могу простить, потому что их ты перерастешь. Но девственность — никогда. Кстати, не хочешь надеть блузку?

— Не-ет. Вряд ли. Как знать? Может быть, когда-нибудь в тебе заговорит естественное желание — и ба-бам!

— Ба-бам?

— Лучше, чем «трах». Давай налью еще кофе.

Она наполнила его чашку, а со своей подошла к краю хоров и, облокотясь о перила, принялась задумчиво осматривать неф церкви.