Санкция Айгер

— Ну вот, опять за свое. Возьмем тайм-аут и поужинаем.

Салат был свеж и хрустящ, бифштексы — огромны и прекрасны, и запивали они все это хозяйство от-брийоном. За едой они непринужденно болтали. Беседа их свободно вращалась вокруг какого-нибудь слова или неожиданной мысли. С политики они перешли на искусство, поговорили о самых сильных потрясениях, пережитых в детстве, о социальных вопросах. Тему они меняли только тогда, когда она переставала быть забавной. Все смешное и нелепое они чувствовали одинаково тонко и особенно всерьез не принимали ни каких-либо великих имен в политике и искусстве, ни самих себя. Зачастую даже не возникало надобности заканчивать фразу — собеседник наперед понимал ее смысл и в ответ согласно кивал или смеялся. Иногда они оба делали короткие передышки, и никто из них не чувствовал потребности возобновить разговор ради разговора. Они сидели у окна. Дождь то припускал, то ослабевал. Они обменивались самыми нелепыми предположениями относительно того, кем работают и куда направляются прохожие. Сам того не замечая, Джонатан общался с Джем так, словно она была старым другом-мужчиной. Он честно плыл по течению разговора, начисто забыв то «предпостельное» подтрунивание, которое неизменно составляло основу его светских бесед с женщинами.

— Преподаватель? — изумленно спросила Джем. — Не говорите так, Джонатан, вы подрываете все мои устойчивые представления.

— А вы стюардесса? Как вас угораздило?

— Ой, я и не знаю. Закончила колледж, где каждый год меняла специализацию, захотелось устроиться кем-нибудь вроде «титанов Возрождения», но в службах по трудоустройству даже графы такой не было. А путешествовать туда-сюда показалось вполне приемлемым. Еще было забавно, что я на этой линии — первая черная стюардесса, так сказать, «негресса для рекламы». — Последние слова она выговорила особенно четко, словно потешаясь над теми, кто их употребляет без кавычек. — А вы? Как вас-то угораздило стать преподавателем?

— Ну, закончил колледж, хотел устроиться «титаном Возрождения»…

— Достаточно. Давайте о чем-нибудь другом.

По ходу разговора он узнал, что она будет в Нью-Йорке на трехдневном «приколе», и очень обрадовался. Они вновь погрузились в спокойное и довольное молчание.

— Что смешного? — спросила она в ответ на его еле заметную улыбку.

— Ничего, — сказал он. — Я.

— Это синонимы?

— Я… — Он ласково улыбнулся ей. — До меня только что дошло, что с вами я не стараюсь быть умным. Обычно, я уделяю особое внимание тому, чтобы быть умным.

— А как же улица Обманщиков?

— Трепотня. Для пущего блеска. Но мне кажется, у меня нет особого желания ослепить своим блеском вас.

Она кивнула и выглянула в окно, всматриваясь в беспорядочные искорки света, вспыхивающие там, где дождь танцевал по лужам. Чуть погодя она сказала:

— Очень славно.

Он ее понял.

— Да, славно, только немножко обескураживает.

Она вновь кивнула. И они оба поняли, что и ее это несколько сбивает с толку.

Беседа шла довольно бессвязными скачками, и ее прихотливое течение привело их к теме жилищ. И Джонатан, оживившись, заговорил о своей обители. Полчаса он описывал ей все детали, очень стараясь, чтобы она могла все себе наглядно представить. Она внимательно слушала, показывая ему легкими движениями головы и глаз, что она понимает и разделяет его чувства. Когда он внезапно остановился, поняв, что говорил непрерывно и проявил невоспитанность, не давшей ни слова вставить, она сказала:

— Это, наверное, замечательно — испытывать такие чувства к своему дому. И как спокойно!

— Спокойно?

— Дом не в состоянии испытывать ответные чувства, обременять вас ответной любовью. Вы меня понимаете?

Он ее понял прекрасно и от того, что она оказалась настолько душевно проницательной, испытал резкую боль в своей душе. Он вдруг поймал себя на мысли, что ему безумно хочется, чтобы они оба сейчас оказались у него в доме — просто сидели бы весь день и болтали. Так он ей и сказал.

— Звучит заманчиво. Только прямо сейчас никак нельзя. Это было бы нехорошо. Я подсадила вас в такси, мы вместе поужинали, а теперь вот мы потихоньку отправляемся к вам домой. Технически выражаясь, это очень сильно напоминает «бабосъем». Нам с вами так не пристало.

С этим он согласился.

— Мы могли бы заключить своего рода соглашение. Мне кажется, денек-другой мы способны воздержаться от того, чтобы лезть друг к другу в постель.

— Так ведь обманете же.

— Вполне возможно.

— А если не вы, так я.

— Очень рад это слышать.

Ресторан закрывался, и официант, обслуживающий их столик, уже неоднократно и очень вежливо подходил, предлагая всякие совершенно ненужные услуги. Джонатан дал слишком, пожалуй, щедрые чаевые, заплатив, скорее, за прекрасно проведенное время, нежели за отличное обслуживание, которого он вообще не заметил.