Просто плохой человек ударил хорошего человека.
— Вы осознаете, что ваши действия по отношению к старшему лейтенанту Баюсову носят не просто хулиганский, но преступный характер и вы понесете за них суровое наказание?
Егор посмотрел на женщину в серой форме ФСБ с толикой интереса и оценивающе покачал головой. Он давно не видел ее. Очень давно, чтобы забыть эти черты лица и изгибы тела. Он слишком привык к мысли, что она больше не будет принадлежать ему. Он перестал волноваться за ее безопасность и благополучие, он смирился с тем, что ее чувства никогда не пересекутся с его собственными. Он отсек само ее существование. Отодвинул некогда дорогой образ за условную грань в сознании, которую мы дилетантски называем памятью.
Только одного он не смог сделать – выгнать эту женщину из снов.
Разве можно выгнать оттуда часть самого себя?…
— Вы расслышали, что я сказала? Или мне повторить? — поинтересовалась женщина, глядя на Лабура через трехметровую пропасть каюты, разделяющую их в данный момент.
— Перестань терзать себя этим вопросом.
— Простите…
— Хватит терзаться вопросом: интересно, как он считает, сильно ли я изменилась? Я отвечаю: нисколько.
Женщина снисходительно улыбнулась, давая понять, что попытка сострить засчитана. После этого она вздохнула и отключила запись на камере.
— Егор, зачем ты ищешь неприятности на свою голову? Ведь в свое время ты был отличным офицером…
— Но я никогда не был положительным героем, верно?
— Да. Но теперь, кроме друзей, ты теряешь честь. Зачем?
— А если я скажу, что ты не права?
— Не поверю.
— И правильно сделаешь… Давно работаешь на федералов?
— Четыре года.
— Отдел космической разведки?
— Что-то вроде того.
— Зачем я вам понадобился?
— Узнаешь попозже.
— Мне светит трибунал за нападение на старшего офицера во время боевого дежурства. А если он вдобавок рапорт нафигачит, что я лазеры наводил на его машину и на истребитель адмиралова внучка… В общем, с учетом моих прошлых «заслуг», старина Рух лично меня пристрелит, а командование ему за это орден выпишет. Так что… либо говори, на кой черт я так потребовался федералам, либо катись вон и дай подохнуть спокойно.
— Ты тоже нисколько не изменился, Егор. — Женщина закрыла глаза и потерла пальцами веки. Поморгала. Снова взглянула на него. — Только юношеские шалости переросли во взрослые.
— Еще бы. Я заматерел.
Они помолчали.
Наручники приятно холодили запястья Егора.
— Фамилию сменила? — наконец спросил он.
— Нет, — ответила она. — Мы же так и не успели официально оформить развод. Да и некогда было…
— Что ж… Стало быть, я могу сейчас потребовать свою законную супругу трахнуть меня? Знаешь, сколько раз я видел во сне за эти годы, как мы трахаемся? Сотни. Тысячи. Я видел, как ты извиваешься на смятых простынях, когда подписывался на контрабандные перевозки, я слышал твои бесстыжие стоны, когда за шлюзом от нехватки кислорода издыхал Неров со своими тупыми псами с «Визора-17». Я чувствовал вкус твоих губ в самые острые моменты жизни… И продолжал безбожно врать себе, что забыл тебя. Продолжал врать. Продолжал врать…
Лабур умолк.
Замер.
Женщина встала и подошла к нему вплотную.
Влепила полновесную пощечину.
Скинула китель.
Распустила волосы.
— Ты чудовище, Егор, — прошептала она, расстегивая холодные кольца наручников.
— Знаю, Вера.
Глава 3
Харонская метель
Солнечная система X. Окрестности Плутона
Жара сменилась холодом. Перепад температуры был столь резок, что автономные системы телеметрии скафандров запищали сигналами тревоги, а компрессор теплообменника аж завибрировал от перегрузки. Стекло шлема изнутри покрылось испариной, отводящие воздушные фильтры мгновенно забились микрокристаллами льда, и дышать стало гораздо труднее – давление внутри скафа возросло.
Еще бы!
Температура среды упала с плюс тридцати до минус двухсот по Цельсию за каких-нибудь пару секунд…
Стас воздал хвалу вакууму, что внешняя оболочка скафов вообще выдержала такой форс-мажор и не рассыпалась в труху. Их нахальный побег мог закончится в один момент. И нелепая смерть от декомпрессии и переохлаждения у самого выхода на поверхность Харона могла бы стать его вполне логичным завершением.
Но скафандры выдержали.
А это означало только одно – шанс на спасение все еще есть…