Сансет Парк (ЛП)

Потом становится еще хуже. Перед ужином он просит Бинга не рассказывать о том, кто его родители, чтобы имена Морриса Хеллера и Мэри-Ли Суанн не появились за разговором, и Бинг ответил, что да, конечно, без слов, но сейчас, в конце ужина, Джэйк затевает разговор о последнем романе Рензо Майклсона, Диалоги в Горах, вышедшем в издательстве отца в сентябре. И в этом нет ничего необычного, потому что книга продается очень успешно, без сомнения люди говорят о ней, а Баум — сам писатель, что означает, и ему интересна работа Рензо, но у Майлса нет никакого желания слышать болтовню об этом, особенно об этой книге, прочитанной им во Флориде, когда она впервые была опубликована, прочитанной им лишь когда рядом не было Пилар, потому что ему было тяжело читать ее; он понял с первых страниц, что два шестидесятилетних мужчины, сидящих и разговаривающих между собой о горе в Беркшайре, были Рензо и его отец, и было невозможно читать эту книгу без вырывавшихся наружу слез, зная, что и он сам был как-то вовлечен в печальности романа; и эти два человека, разговаривающих между собой о вещах, прожитых ими, старые друзья, лучшие друзья, его отец и его крестный отец, и тут же — надутый важностью Джэйк Баум, рассуждающий о книге; и всем своим нутром Майлс страстно желает, чтобы тот остановился. Баум говорит, что ему бы очень хотелось взять интервью у Майклсона. Он знает, что тот редко говорит с журналистами, но у него есть столько вопросов для него, и было бы очень неплохо для него, если бы он смог убедить Майклсона предоставить ему пару часов? Баум думает лишь о своих жалких амбициях, надеясь стать важной фигурой, высасывая соки из кого-нибудь, кто в десять тысяч раз больше его; и потом балда Бинг присоединятся с новостью, что он чистит и ремонтирует пишущие машинки для Рензо, для старины Майклсона, одного из вымирающей породы писателей, так и не переключившихся на компьютеры, и да, он знает его немного и может замолвить словечко за Джэйка, когда Рензо появится в его Больнице. И теперь Майлс почти готов броситься на Бинга и задушить его, но тут же, к счастью, разговор перескакивает на другой объект, когда Алис издает громкий, оглушающий чих, и внезапно Бинг начинает говорить о болезнях и зимних холодах; и ни слова более об интервью с Рензо Майклсоном.

После этого ужина он решает для себя исчезать при первом появлении Джэйка, избегая всех будущих встреч с ним за едой. Он не хочет ничего делать такого, за что пришлось бы жалеть позже, а Джэйк — такой человек, что сможет вытащить из него самое худшее. Получается так, что проблема эта не такая уж и тяжелая, как ему казалось. Баум показывается здесь только раз в две недели, и, хотя при этом Алис проводит пару ночей с ним в Манхэттене, Майлс чувствует, что у них не все гладко, что они перед лицом испытаний и, возможно, перед концом их отношений. Его это не касается, но сейчас, узнав Алис, он надеется на конец их отношений, потому что Баум не достоин такой женщины, как Алис, и она заслуживает гораздо лучшего.

Через три дня после прибытия он звонит отцу в офис. Ему отвечают, что мистера Хеллера нет в стране, и его не будет на работе до пятого января. Не хотите оставить сообщение для него? Нет, он говорит, он позвонит в следующем месяце, спасибо.

Он читает в газетах, что генеральные репетиции спектакля матери начнутся тринадцатого января.

Он не знает, чем занять себя. Кроме каждодневных разговоров с Пилар, обычно длящихся час-два, больше нет ничего определенного в его жизни. Он болтается бесцельно по улицам, стараясь привыкнуть к месту нынешнего проживания, но очень быстро теряет всякий интерес к Сансет Парку. Это место пахнет мертвечиной, кажется ему, оплакивающая опустошенность нищеты и борьбы иммигрантов за выживание, место без банков и книжных магазинов, только обналичивающие чеки конторы и обветшавшее здание публичной библиотеки, крохотный мирок в большом мире, и где время длится так медленно, что лишь немногие носят на руке часы.

Он проводит время после полудня, фотографируя предприятия у залива, старые здания, приютившие последние еле выживающие компании в этом районе, производители окон и дверей, плавательных бассейнов, женской одежды и униформы медсестер, но фотографии выходят безликими, неинтересными, без вдохновения. На следующий день он путешествует в Чайна-таун на Восьмой Авеню, где многочисленные магазинчики и офисы, толпы прохожих, утки, висящие в окне мясника, сотни живописных сцен, яркие краски жизни вокруг него, но все равно ничто не трогает его; и он возвращается назад, не сделав ни единого снимка. Ему необходимо время, чтобы привыкнуть, говорит он себе. Его тело может быть здесь, но голова все еще с Пилар во Флориде, и пусть он опять дома, этот Нью Йорк — не его Нью Йорк, не Нью Йорк его памяти. Такой же дистанцией автобусного путешествия он мог бы запросто попасть в какой-нибудь иностранный город, или в другой город Америки.