Сансет Парк

Бинг закрывает Больницу пораньше, и, подозревая, что Майлс проголодался после длительной дороги, он приводит его по Пятой Авеню через пару кварталов туда, где находится его любимое обеденное место, в видавшую лучшие времена забегаловку, в которой подают рыбу с чипсами, пастуший пирог, домашнюю колбасу с картофельным пюре, полный ассортимент еды британской морской империи. Не удивительно, что Бинг так раздался вширь, думает Майлс, обедая в этой жироварне несколько раз в неделю, но, сказать правду, сейчас он умирает с голоду, и что может лучше горячего пастушьего пирога наполнить желудок в этот холодный день? В то же время Бинг рассказывает ему о доме, о своей музыкальной группе, о неудавшейся любви с Милли, разбавляя свой рассказ короткими репликами о том, как хорошо на его взгляд выглядит Майлс, и как он рад вновь увидеть его. Майлс почти не отвечает, он занят едой, но в то же время поражен воодушевлением и разящим наповал доброжелательством Бинга; и чем больше Бинг говорит, тем больше ему кажется, что его друг по переписке прошедших семи лет — все тот же человек, каким он видел его в последний раз, немного старше, конечно, немного самоувереннее, очевидно, но по сути — тот же человек, хотя он, Майлс, стал совершенно другим, не тем ягненком из стада семь лет тому назад.

Под конец обеда на лице Бинга появляется некое выражение дискомфорта. Он замолкает на какое-то время, вертит свою вилку в руках, опускает глаза к столу, очевидно, не найдя нужных слов, и когда он вновь заговаривает, его голос становится более сдержанным, чем был ранее, почти переходит в шепот.

Я не хочу влезать к тебе в душу, говорит он, но мне интересно, если у тебя есть планы.

Планы для чего? спрашивает Майлс.

Увидеть родителей, хотя бы.

А тебе не все ли равно?

Не все равно, к сожалению, да. Я был твоим информатором долгое время, и мне хотелось бы уйти на пенсию.

Ты уже на пенсии. В тот самый момент, как я вышел сегодня из автобуса, ты получил золотые часы за выслугу лет. За годы верной службы. Ты же знаешь, как я тебе благодарен, да?

Мне не нужна твоя благодарность, Майлс. Я просто не хочу, чтобы ты вновь послал на хуй свою жизнь. Им не было легко, понимаешь.

Понимаю. Не думай, что я не понимаю.

Ну? Так ты увидишься с ними или нет?

Я хочу, я надеюсь…

Это что за ответ. Да или нет?

Да. Конечно, я встречусь, говорит он, не уверен, что сможет или нет, не зная, что Бинг разговаривал с его родителями пятьдесят два раза за прошедшие семь лет, не ведая, что его отец и его мать и Уилла, все знают об его приезде в Нью Йорк сегодня. Конечно, я встречусь, вновь говорит он. Просто дай мне передохнуть сначала.

Дом не похож ни на один дом, виденный им в Нью Йорке. Он знает, что город наполнен аномальными строениями, никак не вписывающимися в городскую жизнь — кирпичными домами и невысокими домами с садами вокруг них в определенных местах Куинса, например, с их застенчивой тоской по пригородному покою, или редкими деревянными домами в северной части Бруклин Хайтс, сохранившимися напоминаниями о жизни 1840-х годов — но этот дом в Сансэт Парк не представляет из себя ничего ни пригородного ни исторического, какой-то сарай, заброшенный образец архитектурной глупости, который не был бы на месте нигде — ни в Нью Йорке, ни за его пределами. Бинг не слал фотографий дома со своими письмами, не описывал ни вида дома ни его деталей, и потому у него не было никакого представления о том, что ожидать, но даже если он что-то и ожидал, то точно не такого.