САНСИРО

Лекции начались лишь дней через десять. Впервые сидя в аудитории вместе со студентами в ожидании преподавателя, Сансиро испытывал поистине благоговейный трепет. «Такое чувство, — думал Сансиро, — пожалуй, испытывает священник, когда, готовясь к праздничной службе, облачается в свои одежды». Он был буквально подавлен величием науки. И это ощущение усиливалось ожиданием преподавателя, которого всё не было, хотя после звонка уже прошло целых четверть часа. Наконец дверь открылась, вошёл благообразного вида старик европеец и на английском языке начал лекцию. Сансиро всё тщательно записал в тетрадь: и что слово «answer»[17] произошло от англосаксонского «and-swaru», и название деревни, где Вальтер Скотт ходил в начальную школу. Затем была лекция по теории литературы. Войдя в аудиторию, лектор некоторое время разглядывал доску, на которой были написаны слова «Geschehen»[18] и «Nachbild»[19], произнёс: «А, немецкий!» — и, рассмеявшись, быстро стёр их. После этого Сансиро почувствовал к немецкому некоторое пренебрежение. Десятка два определений литературы, данных ей различными литературоведами с давних времён, Сансиро тоже старательно занёс в тетрадь. После обеда он слушал лекцию в большой аудитории, вмещавшей примерно восемьдесят человек, поэтому естественно, что лектор не говорил, а ораторствовал. «Пушечный выстрел нарушил вековой сон Урага»[20],- так начал он свою лекцию. Сансиро слушал с большим интересом, но под конец лектор начал буквально сыпать именами немецких философов, и Сансиро устал. Он начал рассматривать стол и увидел вырезанное на нём слово «провалился». Чтобы так искусно и красиво вырезать буквы на толстой дубовой доске, понадобилось, видимо, немало времени. И делал это, пожалуй, не дилетант, а настоящий специалист. Сосед Сансиро увлечённо и очень усердно орудовал карандашом. Но когда Сансиро заглянул в его тетрадь, оказалось, что тот и не думает записывать. Он просто рисовал карикатуру на преподавателя. Сосед охотно показал ему свой рисунок. Рисунок получился удачный, только надпись к нему была Сансиро непонятна: «Не в гнезде ли кукушки средь облаков вечно сущего неба Сики высиживал свой журнал?»[21]

После лекции Сансиро подошёл к окну на втором этаже и, подперев голову руками, стал разглядывать университетский двор. Всё там радовало глаз своей строгой простотой и гармонией: и широкая аллея, посыпанная гравием, и росшие по обеим её сторонам высокие сосны, и деревья сакуры[22]. Нономия рассказывал, что ещё недавно здесь не было всей этой красоты. Один из его преподавателей, в бытность свою студентом, учился на этом дворе ездить верхом. Лошадь не слушалась и понесла его прямо под деревья. Он зацепился шляпой за ветку сосны, в то время как ноги были зажаты в стременах. Словом, вид у него был весьма плачевный. Как нарочно, в этот момент у ворот собрались парикмахеры из «Китадоко»[23] и потешались над ним. После этого случая несколько энтузиастов на собственные средства построили на территории университета конюшню, купили трёх лошадей и наняли учителя верховой езды. Однако этот учитель оказался горьким пьяницей и пропил белую лошадь, самую породистую, хоть и очень старую, по слухам, родившуюся ещё во времена Наполеона Третьего. Сансиро не очень-то верил этому, просто он думал, что было время, когда люди жили беззаботно. Его размышления прервал тот самый студент, который рисовал карикатуру.

— Ну и скучища на лекциях! — сказал он.

Сансиро ответил что-то неопределённое, поскольку, говоря по правде, совершенно неспособен был оценить лекции по достоинству. Зато с этих пор он частенько беседовал со своим новым знакомым.

В этот день Сансиро ничто не радовало — так было пасмурно у него на душе, — и он отправился домой, даже не прогулявшись вокруг пруда. После ужина он просмотрел свои записи, но остался к ним совершенно равнодушен и сел писать письмо матери.

«Начались занятия. Буду каждый день ходить на лекции. Университет занимает очень большую и очень красивую территорию, сами здания тоже очень красивые. Мне очень нравится гулять там возле пруда. К трамваям уже привык. Хотелось бы что-нибудь купить вам, но не знаю что. Если нужно что-нибудь, напишите. Рис, говорят, не сегодня-завтра подорожает, повремените с продажей. А О-Мицу-сан, по-моему, обхаживать незачем. В Токио очень много людей, и мужчин и женщин». Написав это довольно нескладное послание, Сансиро взялся за английскую книгу, прочёл несколько страниц, и ему стало скучно. Он решил, что от такого чтения толку мало. Лёг спать, но долго не мог уснуть. «Уж не бессонница ли это? — подумал Сансиро. — Надо будет показаться врачу». И тут же уснул.