САНСИРО

Он напрямик спросил, не занимается ли Ёдзиро литературным трудом, чтобы заработать на карманные расходы. Ёдзиро сделал круглые глаза.

— Сразу видно, что ты из кюсюской глуши и не имеешь ни малейшего представления о литературной жизни столицы. Вот и судишь с такой лёгкостью. Разве может человек мыслящий оставаться безучастным к духовной жизни нынешнего общества с его бурными потрясениями, если видит их собственными глазами? По сути дела, право писать принадлежит сейчас нам, молодёжи, и грешно не сказать хотя бы того единственного слова, которое можно сказать. В литературной жизни с головокружительной быстротой происходят разительные перемены — настоящая революция. Всё стремительно движется вперёд, к новому. Отстанешь — пропадёшь. Каждый сам должен проявлять инициативу, создавать это новое, иначе жизнь теряет всякий смысл. Склоняя на все лады слово «литература», о ней говорят, как о чём-то очень доступном, но так говорить можно, к примеру, о литературе, которую нам преподают в университете. Новая литература является отражением самой жизни, и в этом её величие. В свою очередь, эта новая литература должна влиять на жизнь всего нашего общества. И уже влияет. Пока там некоторые сладко дремлют, она делает своё дело. О, это сила!..

Сансиро слушал молча. Тирада Ёдзиро казалась ему несколько напыщенной, не лишённой хвастовства, хотя в пылкости ему нельзя было отказать. Во всяком случае, сам он, чувствовалось, относился к своим словам весьма серьёзно. Именно это и произвело на Сансиро сильное впечатление.

— Так вот, оказывается, что вдохновляет тебя, когда ты пишешь. Гонорар, выходит, тут ни при чём.

— Нет, почему же, от гонорара я не отказываюсь. Только платят мало — журнал плохо расходится. Надо как-то поднять к нему интерес, а то совсем захиреет. Может, подкинешь какую-нибудь идейку? — И они стали обсуждать чисто практические вопросы. Для Сансиро это было как-то непривычно. Зато Ёдзиро оставался невозмутимым. Их разговор прервал звонок.

— Как бы то ни было, — сказал Ёдзиро, — возьми этот экземпляр, почитай. «Невзошедшее светило» — звучит забавно, правда? Человека непременно надо удивить, иначе читать не станет.

Не успели они вернуться в аудиторию и сесть за стол, как вошёл преподаватель. Надо было записывать лекцию. Но Сансиро не давало покоя «Невзошедшее светило». Рядом с тетрадью он положил раскрытый журнал и то и дело в него заглядывал так, чтобы не заметил преподаватель. Но тот, к счастью, был близорук. К тому же ему было не до Сансиро — так он увлёкся своей лекцией. И Сансиро, пользуясь случаем, больше читал журнал, чем слушал и записывал лекцию. Но в конце концов он перестал понимать и статью и лектора. Лишь одна фраза из статьи засела в голове: «Сколько лет природа создавала драгоценный камень? Сколько лет этот драгоценный камень сиял в тиши, пока судьба не извлекла его из мрака?» Всё остальное осталось для Сансиро туманным. Зато он ни разу не написал stray sheep.

Ёдзиро с трудом дождался конца лекции.

— Ну как? — спросил он.

Услышав же, что Сансиро ещё толком не прочёл статью, он упрекнул его в напрасной трате времени и сказал: «Обязательно прочти!» Сансиро обещал прочесть, как только вернётся домой. Незаметно подошло время обеда, и они вместо вышли за университетские ворота.

— Вечером придёшь, надеюсь? — спросил Ёдзиро, остановившись на углу переулка, выходившего на улицу Нисикатамати. Сансиро не сразу сообразил, о чём идёт речь. Но потом вспомнил, что на вечер назначена дружеская встреча однокурсников, и ответил, что придёт.

— Зайди за мной. Я должен тебе кое-что сообщить.

Сансиро и на это согласился. За ухом у Ёдзиро торчала ручка с пером, и вид у него был независимый.

Дома Сансиро залез в ванну, и когда, ублаготворённый, вышел из неё, то заметил на столе открытку. На открытке нарисована была речка и берег, поросший травой. На траве — две овцы. Неподалёку стоял крупный мужчина с тростью в руке и свирепым лицом, как у дьявола на европейских картинах. Для вящей убедительности рядом стояло слово devil[44]. На лицевой стороне открытки под адресом мелким почерком было написано: «Заблудшие овцы». Сансиро сразу понял, в чём дело, и очень обрадовался. Одной из заблудших овец, несомненно, был он. Не могли же в самом деле обе овцы изображать одну Минэко. Так вот, значит, что подразумевала она под словами stray sheep.

Сансиро решил взяться за «Невзошедшее светило», как обещал Ёдзиро, но читать статью у него не было ни малейшего желания. Он внимательно разглядывал открытку, размышляя при этом: какой юмор в этом рисунке, такого не найдёшь даже у Эзопа. Простодушие здесь сочеталось с озорством, свободным от условностей. И ещё было нечто такое, что заставляло сердце Сансиро биться сильнее.

Сам по себе рисунок вызывал у юноши самое искреннее восхищение. Всё было выписано чётко, ясно, не то что дерево хурмы, которое рисовала Ёсико.

Через некоторое время Сансиро, хоть и неохотно, всё же принялся за статью.