Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

Правда, едва ли не каждому слову Бердяева можно возразить, слишком явно автор объективирует сугубо личный опыт. Такое возражение, хотя и не Бердяеву, сделал Л. П. Карсавин:

«В индивидуумах, в которых только и осуществляется социальная личность, телесное объединение их совершеннейшим образом дано как любовно — половой акт. Не будь его, в мире существовало бы только соположение — склеивание или смешение тел, но не было бы их взаимоперехода, взаимослияния и единства. Тогда бы личность не была духовно-телесным существом и мир распался (бы). Отрицание полового акта, не случайно связанное с материалистическим спиритуализмом, заключает в себе отрицание мира и являет одиночество и самоутверждающуюся ненависть тех, кто его отрицает» [29].

Вот это «отрицание мира» (а с ним и человека) является скрытым мотивом общности, хотели, нет ли такового отрицания сторонники названных взглядов на половые отношения. Это близко взглядам B. C. Соловьева, который в статье «Смысл любви» писал: «Истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или женщиной, а должен быть высшим единством обоих» [30].

Ни мужчина, ни женщина, т. е. отказ от половых различий, от пола как такового. Во имя чего? «Пребывать в половой раздельности — значит пребывать на пути смерти…» [31]. Во имя бессмертия, вечной жизни, иными словами, Царства Божьего.

Это близко и Бердяеву, и Федорову, и молодому Платонову, следовательно, имеем дело с типологией, которая прежде всего состоит в том, что истину, как полагают авторы, непременно хотят распространить на всех. Это не отчет о личном опыте, это личный опыт, Превращаемый в рецепт всеобщего спасения.

Именно так поступали большевики, в том числе в отношении к полу, к сексуальной жизни: убедившись, что она не поддается плановому регулированию, сделали вид, что ее вовсе нет. В такой позиции не ханжество (может быть, и оно, но не в первую очередь), здесь мысль о всемирном спасении: если пол не поддается заклинаниям, его уничтожают (молчанием) — нет слова, нет и объекта, типичная аграрная психология, объясняющая заодно громадную роль слова в истории русского сознания (психологии, мысли, истории, литературы). Молчанием уничтожали предмет, явление; разговором создавали — вот источник лозунговости, официальной лжи, пропаганды.

От уничтожения различия полов, от идеи сексуальной однородности рукой подать до проекта коммунистической утопии: всеобщее равенство, братство,ибо нет мужчин, женщин, все братья во коммунизме.

Роман А. Богданова кое в чем предвещает эти настроения будущего социалистического режима. В одежде, внешнем облике марсиан «Красной звезды» стерты сексуальные различия (с. 241). Когда главный герой романа заболевает, его выхаживает некий персонаж, выздоровев, герой признается в необъяснимом влечении к нему Немудрено, отвечает персонаж: я женщина. «Я заметил, что мужское и женское (у марсиан. — В. М.)сложение сходны в большей мере, чем у большинства земных племен.<…>Это, впрочем, относится главным образом к последней эпохе — к эпохе свободного человеческого развития: в статуях капиталистического периода половые различия выражены сильнее» (РЛУ, с. 247).

По мысли автора, свободноечеловеческое развитие невозможно без стирания половых отличий — последнего препятствия на пути к всеобщему единству. Однако различия все же сохраняются, и пока их можно преодолеть разве что в романе, а потому проблема создания нового человеческого типа (о чем горячо толковали в Европе конца XIX и начала XX в., хотя и не в узких границах только сексуальной проблематики) в России после 1917 г. приобрела особую актуальность. Но повторяю и повторяю: в итоге речь шла об уничтожении бесконечного разнообразия индивидов. Богданов сам писал в главе «Социалистическое общество» (из его «Краткого курса экономической науки», 1906):

«Стройная организованность всей производственной системы при величайшей подвижности ее элементов и их группировок и при высокой психической однородности трудящихсякак всесторонне развитых работников- вот… характеристика послекапиталистичеекого общества» [32].

Спрашивается: при психической однородности (и, конечно, односторонности) о какой всесторонности может идти речь? Свойст — венный русским умам глобализм (или космизм, отзвуки которого встречаются и в романе Богданова) — вариант того же стремления к однородности, к отказу от разнообразия, к подавлению — хотят или нет сами авторы этих идей — индивидуальной жизни и ее подчинению любым формам коллективного бытования. Не играет роли, какмотивированы (как названы) подобные стремления: коммунизм, интернационализм, всеобщее благо, народ, государство, человечество.