Санта-Клаус, или Отец на Рождество

– Более того, – продолжил атаковать герцог, – леди никогда, я повторяю, никогда, не появится без сопровождения на улицах Лондона.

– Вы намекаете на то, что я не леди? – Хорошо, что она не сидит за столом; нож для вскрытия конвертов находится на безопасном расстоянии.

– Я намекаю, что без сопровождения горничной вы подвергнетесь намного худшим оскорблениям, чем это.

– Они не могут быть намного хуже, если судить по тем взглядам, которые бросает на меня ваша тетя. – Или если судить по его взглядам: словно она – мерзкое насекомое, выползшее из-под камня. И притащившее за собой Нину.

– Вы ведь не настолько наивны, Грейс. В мире есть великое множество оскорблений, которые вы сочтете более отвратительными, чем неодобрение тети Юдоры. Если это послужит для вас утешением, то ее больше возмущает мое поведение, чем ваше. – Герцог выровнял еще одну кипу документов. – Она, гм, полагает, что я – отец младенца.

– Вы? – И Грейс-Энн рассмеялась, что стало, вероятно, наихудшим оскорблением для гордости Уэра.

– У вас все? – спросил он, взявшись за перо, чтобы показать, что беседа окончена. – Обратитесь к мистеру Олмстеду по поводу учета счетов и содержания, если вы этого желаете, но тратьте его только на свои личные нужды. Расходы на мальчиков составляют часть моих домашних расходов. И наймите собственную камеристку, если хотите затруднять себя рекомендациями и всем прочим. Наймите себе любое количество чертовых слуг, какое вам понадобится, но только не выходите из дома без одного из них. И, – добавил Лиланд, не поднимая глаз от бумаг, – не пытайтесь использовать мои деньги, чтобы снова сбежать. Поверьте мне, последствия еще одной внебрачной связи с побегом будут намного хуже, чем страдания во время лекций тети Юдоры.

Грейс-Энн не была уверена, но подумала, что только что выиграла битву, но проиграла войну. Уэр никогда не станет доверять ей, и она навсегда останется всего лишь узницей в его доме; узницей, чье каждое желание и потребность удовлетворяются, с которой обращаются со сдержанной учтивостью, но все равно держат в плену.

Что же до герцога, то он испытал мрачное удовлетворение, когда выразил свою точку зрения: мать его подопечных должна вести себя согласно приличиям, а он не будет финансировать еще одно тайное свидание.

– Хорошего вам дня, миссис Уоррингтон.

Эти слова оставили горький вкус у Лиланда во рту, который он все еще ощущал, когда вернулся с мальчиками с урока верховой езды в закрытом манеже. С урока, черт побери, когда Халлоран превратил близнецов в настоящих миниатюрных кентавров, хотя следует отдать должное и крови Уоррингтонов. Ему пришлось всего лишь отойти в сторону и следить за тем, чтобы мальчики не пытались совершать прыжки выше тех, на которые способны их пони. В любой день они будут готовы для прогулки в Гайд-парке – в любой день, когда Уэр не будет чувствовать себя неловко, что его увидят в роли медведя, ведущего маленьких медвежат. Он уже стал посмешищем в «Уайтс», когда его поймали за тем, что он учил близнецов катать обручи по Гросвенор-сквер. Затем все это время, которое герцог проводил с ними, показывая им разные места. Мальчики, только что приехавшие в Лондон, должны побывать в «Эстли», в зверинце Тауэра и попробовать мороженое у «Гантера», не так ли? Лиланд не мог доверить детей этому слабовольному наставнику, не важно, насколько громко усмехались друзья за его спиной. Кроме того, близнецы оказались лучшей компанией, чем те, кто сотрясал воздух на парламентских сессиях, пропущенных им в эти дни. Его деловые предприятия тоже страдали от недостатка внимания – впрочем, как и светские развлечения.

Кажется, Уэр не мог наслаждаться чередой раутов и музыкальных вечеров, возобновившихся теперь, когда лето закончилось и высшее общество возвращалось в город. Он начинал думать о Грейс-Энн, каждый вечер сидящей в доме с бесконечным шитьем или обчищаемой в карты тетей Юдорой, и шампанское казалось выдохшимся, а разговоры – бессодержательными. Намного чаще герцог проводил свои вечера в клубах. Черт бы побрал эту женщину, она каждый день подрывала его спокойствие!

Затем сержант Роули приехал в Лондон. Первый же извозчик показал ему, где находится Уэр-Хаус. Дверь открыл самый чопорный дворецкий из всех, кого Роули видел в жизни. В самом деле, если бы на голове у этого типа не было старомодного парика, то Роули решил бы, это сам герцог. При этом у него ушло чертовски много времени, чтобы привести миссис Уоррингтон.

Грейс-Энн слетела по лестнице вместе с ребенком, выкрикивая его имя, когда узнала, кто пришел. Она сунула младенца в руки Мильсома, а затем бросилась в объятия Роули, на его широкую грудь, орошая перед его рубашки слезами радости.

Лиланд вышел из библиотеки, чтобы узнать, что за суматоха в вестибюле, и ему вовсе не понравилось то, что он увидел – Грейс-Энн в объятиях огромного, грубого на вид типа.