Сантехник, его кот,жена и другие подробности

Наш санаторий снаружи как дворец. А изнутри как брошенный амбар под Пензой. Темно в нём, сыро и одиноко. Лишь шакалит по коридорам индийский миллиардер. Не призрак, живой.

Вот однажды спускается миллиардер в заповедные санаторные подземелья, а там лично я сижу на ведре, курю. Испугал меня, конечно. В чёрном-чёрном подвале вдруг чёрный-пречёрный миллиардер, такое не сразу забудешь. Подходит, вежливый весь, спрашивает по-английски:

— М?

В переводе с английского «М» значит:

— Я купил санаторий за два сундука денег. Я мечтал сотворить здесь прохладный рай, чтоб из Индии на лето прилетать с индюшатами. Но в вашей стране никто не делает евроремонтов «под рай», три строительных конторы расфигячили годовой бюджет Камбоджи, а тут по-прежнему пусто и тёмно, как в амбаре под Пензой. Меж тем, ваше правительство сказало мне по телефону:

«Оставишь на зиму памятник без отопления, заставим ещё и тюрьму купить, не сидеть же тебе в государственной. Через час приедет комиссия по насыщению латвийских каторг индийскими миллиардерами, что мы скажем ей, о величайший из сантехников, владеющих искусством курить, сидя на ведре»?

Так спросил миллиардер и посмотрел мокрыми индийскими глазами на меня и на окружающий мороз. И столько было внимания, столько ласки в его «М», что я ответил развёрнуто:

— Я тут развесил семь километров труб и полтыщи радиаторов. Я вдохнул два мешка цемента и теперь меня не берёт кокаин. А в вашем подвале болото по пояс и кто-то плавает в нём, скользкий, опасно толстый. И варить трубы там очень страшно. Особенно, когда кто-то в темноте осторожно кусает за попу.

Ещё вода в кране пахнет мезозоем и химики компании Липтон не в силах превратить её в чай. Только в чачу. Огромные местные крысы отнимают у нас, что захотят. Даже обрезки труб, говорят, что на зубочистки. Нас они не жрут, потому что сантехники мельче коров и визжим, если укусить.

А ещё, на глазу ячмень и родная жена ушла к режиссёру. У жены шесть знакомых режиссёров и все — Аполлоны, ни одного с ячменём или, хотя бы пузатого. Подозреваю даже, эти режиссёры не какают, такие у них талантливые лица. То есть шансов на любовь у меня — ноль. А я, как назло, в этом году непрочь.

И теперь невроз — моё второе имя. Поэтому, если всякие тут обезьяны будут мне М-ыкать, я возьму ацетиленовую горелку и выжгу на их левой ягодице фас безвременно сбежавшей жены, а на правой — профили всех шести её режиссёров. И будет эта задница чемпион по красоте среди всех миллиардерских задниц.

Так и сказал. Только по-английски:

— Афтер уан оур хера вил би варм эднд бьючифул. И повернул задвижку. Всё было готово, как раз. В общем, душевно так поболтали.

87

Не умеете ли вы варить супы так, как не умею их варить я?

Мне сказали, тут всё дело в интуиции.

Однажды под руководством интуиции я наколдовал целое ведро вонючей жижи.

Пробовать никто не захотел. Даже мамин ротвейлер струсил. Он уполз от миски жопой в дверь. А ведь бывало, камни жрал.

Тогда я применил точный расчёт. Нарыл рецепт Божественного Борща, весы, хронометр, спланировал каждое движение, забрызгал кухню в цвета весеннего болота — але оп! — готово новое ведро, круче первого.

Если б смех ротвейлера считался признаком успеха — это был бы самый успешный суп нашей с вами современности.

Но вот, настало Сегодня.

Сегодня всё было наверняка. Оружие победы — две банки готовой солянки, их только в бульон всыпать.

95 минут варил говядину, всыпал, размешал, понюхал и как-то сразу понял, чем можно было бы повернуть вспять коней апокалипсиса.

Мамин ротвейлер, кстати, умер год назад. Загодя. Как знал…

Я верю, в лабиринтах канализации живут мохнатые зелёные монстры, добрые внутри. Они-то меня любят, зовут кормильцем и благодетелем.

88

Маша учится в немецкой школе. Получила цвай за диктант. Ходит мрачная и торжественная.

Когда-нибудь об этом периоде её жизни я напишу книгу:

«Формирование нордического характера, или Восемь способов помыть посуду арийской девочкой».

В третий день исправления трудом говорит:

— На человеческой шее есть такая точка, если на неё надавить — сразу глаза вылезут. Нам учительница пения рассказала.

Зная теперь, что в их школе проходят по пению, боюсь представить их программу по физике.

89

Бард Александр песню сочинил, из чего сразу понятно: подлец. Позвонил в ночи, чтобы проверить на мне своё аллегро мистериозо.

О! Вы не представляете, как беспощадны бывают барды к людям уставшим, готовым уже лечь в постель. Барды выползают из чёрных телефонных шорохов, когда гадостей сегодня больше не ждёшь. Они могут за неделю натошнить триста новых песен и потом петь их всю ночь, прямо вам в мозг.

Песня попалась приличная, кстати. Куплеты не длинные, того и гляди всё кончится. И звук в телефоне хороший, будто кто-то жалобно помирает за озером, вдали.

Но в районе восьмого куплета Александр роняет телефон, от волнения. Я слышу шум, треск, и вдруг далёкий его голос:

— Слава, ты где! Ты где, Слава! Аня! Аня! Я телефон уронил, со Славой. Не могу найти!