Сантехник

Дрожащая рука не выдержала, подломилась в локте, и я снова ткнулся лицом в мокрую траву, ударился носом о костяшки пальцев. Закашлялся, заперхал глухо прямо в эту смявшуюся подо мной зелёную колкую массу, мелкий мусор отлетел в стороны, набился в открытые глаза, на вдохе ворвался в горло, заставив задохнуться от нового приступа кашля. Чёрт, теперь ещё и глаза протирать нужно…

Отдышался, полежал чуток, по спине какие-то букахи ползают и травы бока щекочут. Какие могут быть в кубрике на койке травы? И я, уже что-то начиная соображать, от испуга сильно, судорожно, со свистом втянул в себя воздух, снова поперхнулся сухим мусором и снова зашёлся в хриплом кашле.

– Сэрх, очнись, вставай на ноги и беги!!! – долбит в уши без перерыва тревожный голос Сима.

О чём это он так орёт? Я же очнулся! И зачем мне куда-то бежать?

Теперь уже обе руки подтянул под голову, оттолкнулся, приподнялся, всмотрелся в колышущуюся перед глазами траву, моргнул раз, другой. Принюхался – действительно, трава, пахнет свежей пряной зеленью и ещё чем-то нетипичным для леса, но знакомым и противным до неприятия. Чёрт, да это же я мордой в свою же блевотину и уткнулся. Откуда у меня только силы взялись. Опираясь на одну руку, я другой круговым движением нагрёб в кисть приличный пук зелени, потянул его на себя, вырвал вместе с корнями и начал оттирать лицо, одновременно стараясь отодвинуться в сторону. А в уши так и продолжает долбиться крик Сима.

Наконец-то оттёрся. Отбросил грязный ком в сторону, уже чуть живее скособочился набок, вытер тыльной стороной ладони капающий на глаза пот и уже окончательно перевернулся и сел на голую зад… Это ещё что за фокусы? Почему я голый? На земле? В лесу? И о чём так громко орёт Сим?

– Успокойся. Я ничего не могу разобрать из твоего рёва. Говори спокойнее.

– Беги, дурень! Тебя же сейчас жрать будут!

В ушах ещё звенело эхо последних слов Сима, а глаза уже в суматошной панике зашарили вокруг. Сразу же сообразил, включил сканирование местности и подскочил на ноги. Точнее, попытался подскочить. Мышцы отказались работать, позорно дрожали от напряжения, в суставах властвовала предательская слабость. А в мою сторону накатывались знакомые по утренней разведке чужие довольные эмоции. Кошак драный!

И сзади точно такие же. С двух сторон загоняют, чтобы добыча никуда не делась. И я заметался по поляне.

Мысленно. Тело-то почти не шевелится. Единственное, чего удалось от него добиться, так это сесть прямо, вытянуть ноги и попробовать их согнуть. Словно иголками колет, отказываются мышцы работать. Ну тогда меня сейчас сожрут! И я психанул! От страха, от злости на непонятное своё положение и состояние организма, от осознания близкого конца, и… рассвирепел.

И повернул голову в сторону ближайшего зверя. А эта сволочь даже прыгать на близкую добычу отказывается. Медленным шагом приближается, вальяжно так, словно наслаждается ужасом жертвы, растягивает удовольствие абсолютной власти над беззащитной голой букашкой. И словно лыбится в свои сколько там у неё есть зубов! И смотрит на меня! «Лёгкая добыча, наверняка вкусная, мягкая, нежная, со сладкими хрустящими косточками», – словно кувалдой ударило в лоб чужими мыслями.

Сожрать меня хочешь? Обломись, блохастая! И я почти в упор поймал глазами завораживающий парализующий волю взгляд чужих вертикальных зрачков. Настолько велика была моя ярость, что подбирающийся ко мне хищник даже оступился, остановился, отшатнулся, присел на хвост и замотал головой, словно старался стряхнуть наваждение.

И я прямо в эту мотающуюся башку, похожую размерами на кабину бульдозера, вбил всю свою ненависть и злость. И, словно сошедшая с гор лавина сметает всё на своём пути, не обращая внимания ни на вековые деревья, ни на крепкие каменные стены, так и я не обратил никакого внимания на огромные острые зубы передо мной, на повисший в метре, похожий на одеяло, лоскут красного, шершавого, даже на взгляд мокрого языка, на капающие с коричневых губ слюни. Вбил, не задумываясь ни о чём, ощущая себя в этот момент в сто раз большим бульдозером, танком, прущим напролом через чахлый низкий кустарник, почувствовал слабый испуганный кошачий мявк, испуг, перерастающий в такой же, как и давеча у меня, панический, разрушающий страх. И зверь отшатнулся, упал на спину, развернулся в падении, приземлился на растопыренные лапы и метнулся прочь, одним длинным прыжком скрывшись среди зарослей. А я уже развернулся назад, ко второму подбирающемуся ко мне хищнику и хлестнул, словно плетью по нему, даже не видя самого зверя, лишь интуитивно ощущая, с какой стороны он ко мне подкрадывается. И удивился, когда от удара моей воображаемой плетью качнулись деревья на опушке леса…

Всё, никого, удрали хищники. А я упал навзничь в траву. Хорошо ещё, что перед этим падением как-то сумел чуть в сторону отодвинуться от моего прежнего места лёжки.

Тихо вокруг, лишь облака бесшумно бегут куда-то в огромной голубой бездне далеко вверху. А здесь на полянке ни дуновения. Жарко.