Сантрелья

Андреас, видно, угадал мои мысли, он перестал нарочито шумно веселиться и совершенно серьезно заметил:

— Элена, Николас не сдается, это не тот человек, который может пропасть за здорово живешь. Если его нет с нами, значит, он уже в Тартессе, где-то там, в одиннадцатом веке до рождества Христова. Этому я нисколько не удивлюсь. Но и там мы его найдем… Ты его найдешь! — добавил он торжественно.

Я благодарно улыбнулась этому доброжелательному испанцу и уставилась в окно на вечернюю испанскую столицу. Я давно уже не представляла, где мы едем, даже не догадывалась, центр это или окраина. Но ночной светящийся город завораживал. Удивляла неожиданная смена узких улочек каким-нибудь широким ярко освещенным проспектом. Я знала в Мадриде лишь бульвары Прадо, Реколетос и Кастельяна, потому что год назад мне довелось побродить лишь по центральным улицам и еще утром посетить Музей Прадо. Поэтому Мадрид для меня оставался городом, по которому я мечтала походить несколько дней и познакомиться с ним поближе.

Достигнув цели своего путешествия, мы остановили машины возле многоквартирного дома, чем-то напоминающего московские новостройки 80-х годов, и поднялись на третий этаж. Дверь открыл смуглый долговязый мужчина лет сорока, назвавшийся Серхио Риверой. Он не вписывался в мои представления ни об археологах, ни о кабинетных ученых. Он, скорее, напоминал баскетболиста или рок певца. Эти наблюдения заставили меня мысленно усмехнуться и признаться себе, что по сути я вряд ли встречала в жизни множество археологов, а тот единственный и неповторимый представитель этой профессии, который, казалось бы, должен был служить мне эталоном при составлении понятия о людях, роющихся в древностях, выпадал совершенно из того имиджа, которым я в своем сознании наградила археологов.

Итак, мы оказались дома у Серхио Риверы. Мы проследовали за хозяином в его кабинет, одна стена которого полностью скрылась за стеллажами книг. Трое из нас расположились на небольшом диванчике, а Росалес — на стуле. Хозяин опустился в кресло возле компьютера и поинтересовался, что нас привело к нему.

Разговор начал Андреас Росалес. Он рассказал о Николае, об их встречах в Москве и Мадриде, о мечте моего брата отыскать Тартесс и о том, что Николай около месяца назад, по всей вероятности, общался с хозяином дома по его, Росалеса, совету. Затем добавил, что около недели назад Николай исчез, найден лишь его автомобиль у местечка Сантрелья.

Я внимательно следила за выражением лица сеньора Риверы, пока тот невозмутимо слушал. Он, казалось, совершенно безучастно воспринимал информацию, только слегка кивнул в подтверждение слов о встрече с Колей и все. Я огорчилась. Не знаю, что я собственно ждала. Ждала, что он скажет: «Я догадываюсь, где он может быть, я сам ему посоветовал то-то и то-то…» Или думала, что он воскликнет: «Ах, Сантрелья! Ну, конечно же, там же то-то и то-то, я сам ему…» Но Ривера этого не сделал. Он только на какое-то время погрузился в свои мысли, видно, готовился к монологу, а затем произнес:

— Да, вы правы, я имел счастье общаться с этим интереснейшим русским ученым. Мы провели с ним несколько обсуждений. Видите ли, я действительно занимался Тартессом, точнее, я входил в группу археологов, ведущих раскопки в районе Уэльвы. С 70-х годов некоторые ученые считали, что именно там следует искать Тартесс. Но сейчас все эти поиски заморожены. Я в принципе уже занимаюсь другой темой, — он усмехнулся. — Иногда мне казалось, что Тартесс — это миф, красивая сказка, позволяющая нам, испанцам, приобщиться к цивилизованной древности, а то и возвеличить себя предками из Атлантиды. Но вот появляется ваш брат, — и Ривера обратился ко мне, — и во мне воскресает прежняя вера. Николас убедительно доказал мне, что не только Тартессида существовала, но существовал и центр, сто-лица, сердце этой удивительной древней страны. Я вспомнил себя лет двадцать тому назад, когда и я бредил этой цивилизацией.

Он покачал головой и как-то странно хихикнул:

— Я ведь когда-то настолько увлекался историей Тартесса, что даже рисовал эту жемчужину Атлантики, а затем даже изготовил макет города, как я его себе представлял.