Сантрелья

— Допустим, — кивнул падре, когда я поклялась на Библии. — Откуда ты?

Этому вопросу меня, конечно, обучили: я уже не могла сослаться на непонимание. Я только опять с исторической точки зрения сомневалась, каким образом могла русская очутиться в Испании, но, с другой стороны, пути Господни неисповедимы. И я решилась.

— Моя земля — Русь.

Увы, еще не наступила эпоха Ярослава Мудрого, когда Русь могла быть известной, по крайней мере, во Франции, потому что он выдал свою дочь Анну за франкского короля Генриха Первого. Тем более не пришло еще время Всеволода Ярославича, который женил своего сына Владимира Мономаха на принцессе Гите, дочери английского короля Гарольда.

Однако, священник склонил голову, якобы, принимая мой ответ.

— Кто ты?

— Я — Элена, дочь русского князя Андрея.

Проверить мои слова он не мог, он либо принимал их на веру, либо отвергал, поэтому содержание моей лжи никак не влияло на судьбу: не в состоянии было ни спасти меня, ни погубить.

— Как ты попала в Кастилию?

— Мой отец ездил с посольством к франкам, — отчаянно сочиняла я. — А когда его миссия завершилась, мы отправились путешествовать. Мы стали жертвой мусульманского отряда. Мне удалось скрыться, а отца захватили в плен. И я пошла искать его повсюду.

Далее я поведала историю о нападении на меня неведомого всадника недалеко от замка дона Ордоньо.

— Из беды меня выручил дон Сакромонт, за что я очень благодарна ему, — завершила я свой рассказ.

Святой отец расхохотался, и подобная реакция на мои слова показалась мне неуместной. Впрочем, я нещадно коверкала фразы, выказывая совершенное незнание языка, что, вероятно, и рассмешило моего духовного наставника.

— Помолимся, дочь моя, — воздев руки к небу, торжественно провозгласил падре Эстебан, в мгновенье ока сменив смех на глубокое раздумье. — Прочитай «Pater».

Я подумала, что речь идет об «Отче Наш» и возблагодарила Бога, ибо эту молитву я знала наизусть, но тут я вдруг осознала, что я произношу ее не на греческом языке, как, по всей вероятности, делали бы византийцы. Мне оставалось молить Бога, чтобы падре принял церковно-славянский за греческий. И я начала старательно читать молитву. Дон Эстебан внимательно слушал, а потом мягко, но требовательно попросил:

— А теперь по латыни, дочь моя.

Я пожала плечами.

— Что ж! — падре вздохнул, словно решение, которое он собирался принять, казалось ему тягостной обязанностью. — Ты стала наложницей неверного араба. Это тяжкий грех.

Я склонила голову и молчала.

— Ты стала наложницей мусульманина? — возвысив голос, он превратил свое утверждение в вопрос.

Я вскинула на него непонимающий взгляд.

— Стала ли ты, дочь моя, наложницей? — вкрадчиво и ласково переспросил он, подходя ко мне ближе.

Ах, вот оно что! Его не заинтересовало мое сомнительное происхождение из далекой неведомой страны, его не насторожило мое сомнительное знание каких-либо христианских обрядов, но его возмущала моя возможная связь с Абдеррахманом, и на этом он и строил основное свое обвинение. Если бы только этот священник знал, что в таком случае я согрешила бы не только с мусульманином, а и с язычником в одном лице!

— Нет, святой отец, — твердо ответила я, и это была святая правда.

— Ложь еще более тяжкий грех, — прошипел падре Эстебан: правда была ему не нужна.

Послышался шорох в конце зала, и я вспомнила о присутствии дона Альфонсо.

— Нет, — повторила я громко и дерзко.

И вдруг священник артистически вскинул руки и возопил:

— Ложь еще более тяжкий грех, дочь моя!

Я пожала плечами. Святой отец явно не нуждался в повышении квалификации по актерскому мастерству.

— Смирение и молитва — вот искупление грехов твоих! — продолжал вопить падре, потрясая руками в воздухе.

— Смирение, пост и молитва, — укоризненно громко проговорил он, опуская руки.

И словно устав, задохнувшись от общения с Всевышним, он тихо и ласково прошептал, сложив руки ладошками:

— Смирение, пост и молитва.

Я, пожалуй, даже развлеклась, наблюдая этот спектакль. Неожиданно я почувствовала дыхание за моей спиной, и голос дона Альфонсо отчетливо произнес:

— Святой отец, вы утомлены. Я уведу девицу. Она будет молиться и поститься.

— Она не знает молитв! — с досадой воскликнул падре Эстебан, будто это его чрезвычайно заботило.

— Я пришлю к ней сестру для обучения молитвам, — с усмешкой сказал молодой человек.

Усмешка не ускользнула от внимания падре.

— Сын мой, вы не посмеете свести вместе чистый, невинный цветок, каковым является ваша сестра, и эту падшую особу, — решительно отверг он слова молодого хозяина. — Она будет учить молитвы здесь и молиться будет здесь! А вы, сын мой, позовете ко мне Сакромонта. Я имею к нему разговор.

Дон Альфонсо медленно опустился на ближайшую скамью.

— Я — наследник замка Аструм Санктум, святой отец, — промолвил он спокойно и с достоинством. — Вы, вероятно, перепутали меня со слугами. Мне поручено опекать эту девицу, и пока она находится в часовне, я тоже останусь в часовне.

Падре Эстебан в гневе стиснул зубы, но сдержался, подошел к распятию, поправил свечи на столе, перекрестился и успокоился.