Сантрелья

Падре Ансельмо чувствовал себя бодрее и обрадовался нашему появлению. Он о чем-то беседовал с Колей на латыни, а когда мы вошли, вдруг обратился к Святогору:

— Мой уважаемый лекарь, поведайте мне, как оказались вы в этом христианском замке.

Я удивилась тому, что просьба больного совпала с моей, и углядела в том добрый знак. Я начинала верить снам, совпадениям и чудесам. А Святогор усмехнулся, пощупал пульс у священника, одобрительно кивнул и промолвил:

— Что ж, видно, не уйти мне сегодня от рассказа.

Он заговорщически подмигнул мне, устроился рядом с постелью раненого и начал рассказывать. А я снова приведу здесь отрывок из его рукописи:

"Стал я жить в сказочном дворце Мадинат Аль-Сахра. А держали меня, дабы сделался я халифа "заморской ученой собачкою". И здесь во дворце продолжил я свое просвещение. Науки у арабов возводились в культ. Здесь ценились по-особому медицина и математика, астрономия и философия, и владение словесностью. Высочайшим искусством полагали арабы каллиграфию, величая ее "духа геометрией". Самой же достойной наукой почиталась теология, в этом мире место их людям разъяснявшая. Уважением великим пользовались те, кто для себя способен был почерком изысканным переписать "Коран", и украсить его рисунками-миниатюрами. И познания сии человеческие во дворце постигал и я, учителями именитыми направляемый. Сам халиф развращенным был человеком и избалованным. Он пытался лишь создать у подданных впечатление, что достойный сын он отца своего, покойного халифа Аль-Хакама Второго /*Аль-Хакам II — второй кордовский халиф, прославившийся своим миролюбием и богатейшей библиотекой, насчитывавшей 400 тыс. книг. Правил с 961 по 976 гг./, богатейшей и изумительнейшей библиотекой своей прославившегося.

Аль-Хакам пополнял эту знаний сокровищницу неустанно и с прилежанием. Почитал он книгу лучшим подарком мусульманина мусульманину. При правлении Аль-Хакама, сказывают, в стенах дворца самые знаменитые поэты и сочинители слагали свои вирши и сказания; самые мудрые философы искали истину и делились своими поисками в своих творениях; самые искусные каллиграфы, среди которых преобладали женщины очаровательные и образованные, занимались переписыванием книг и украшением их; самые талантливые медики врачевали обитателей райского уголка самой Кордовы и спасали немощных с самых дальних уголков халифата всего. Аль-Хакам славился как самый образованный и наименее жестокий халиф. И в правление его несколько годов прочный мир царил между Аль-Андалус и христианами. Сыну завещал он мир оберегать и не поднимать оружия и войск, иначе как по острой надобности, для защиты правды и справедливости. Ибо, по разумению его, только в мирной жизни можно знания приумножать и народу своему дать процветание.

Однако, прошли эти времена, и взошел на престол Хишам Второй. Был он младшим и поздним сыном великого Аль-Хакама и наложницы Субх, покорившей пожилого халифа волосами своими светлыми и глазами голубыми и подарившей ему двух сыновей. Старший, к сожалению, долго не прожил. И поспешно объявил халиф маленького Хишама своим наследником. Совсем мальчиком оказался наследник в руках сильного Мохаммеда ибн Аби-Амира игрушкою. Был тот во дворце человеком случайным и новым, однако же сумел втереться к халифу в доверие и особенно к молодой его наложнице. Мохаммед внешностью обладал столь обаятельной и столь великим честолюбием, что очень скоро утвердился он в халифате на первых ролях. Поговаривали, был он самой Субх даже полюбовником. Они нуждались друг в друге одинково. Ее влиянье при дворе полагал он ступенькою для дальнейшего наверх продвижения. Она же видела в нем опору для сына своего возлюбленного, слишком юным на престол восходившего.

Так все и произошло. Постепенно удалось Мохаммеду ибн Али-Амиру остаться советником и министром единственным юного халифа. И тщеславие его ему позволило одного лишь человека иметь над собой — самого халифа, причем власть последнего становилась столь призрачной, что вся власти полнота, все бразды правления сосредоточились в руках Мохаммеда. Хишама же министр приобщал к образу жизни неправедному и нездоровому, разрешал ему возлияния винные, поощрял его наклонности самые низменные.

Воздвигнет вскоре Мохаммед на берегах Гвадалкивира бурного и для себя дворец столь же прекрасный, как дворец самого халифа. И имя даст ему похожее, Мадинат Аль-Сахира наречет его. Перенесет он в резиденцию свою все службы государственные. Халиф же останется в Мадинат Аль-Сахре, как птичка в золотой клетке, великий, но ничтожный, всевластный, но без власти, свободный, но пленник, охраняемый будто бы во имя безопасности телохранителями и лишенный права передвигаться по собственному желанию.

Мохаммед же, стремясь еще выше взлететь и прославиться, возобновил священную войну против христиан и одержал победы многочисленные. И вот с победой воротясь из королевства Леон, он принял титул Аль-Мансура, " Божьей волею победителя ".