Саоми

Еще один коридор, тяжелая дверь с позолоченной резьбой, за ней — скромное помещение. Книжные шкафы, полки, секретер, широкий письменный стол. Тяжелый бронзовый подсвечник, пламя свечей слабо покачивается. На стене картина: среди расцвеченных закатным солнцем волн — военный бриг с неубранными еще парусами.

В массивном деревянном кресле, обитом темной тканью, сидел человек — немолодой, далеко за сорок. Темные волосы собраны на затылке, уложены «шишечкой», как это принято у тамойских мужчин, небольшая аккуратная бородка скрывает широкий волевой подбородок, глаза черные, как маслины, смотрят пристально и кажутся больше, чем есть на самом деле.

Молодой человек вышел на середину комнаты и, поклонившись, замер. Казалось, даже губы его не шевельнулись, когда Стиг произнес:

— Здравствуйте, Учитель.

— Здравствуй, — Самрит Шан, начальник тайной полиции императора, чуть наклонил голову, внимательно вглядываясь в лицо своего ученика. — Новости?

— Слухи о том, что беглец направляется к западным границам, ложны. После того случая с господином Лином, его видели в Блаире. Это восточнее.

— Стало быть, он не собирается сбежать? — на бородатом лице появилась усмешка, выражавшая скорее разочарование. — А слухи, скорее всего, распространяют волошцы. Стоит показать им, что игры в партизанщину могут быть небезопасны.

Он поднялся с кресла, послышался шорох ткани, золотая оторочка дорогого фиолетового кафтана ярко вспыхнула в пламенных отсветах. Самрит Шан медленно прошелся по кабинету и остановился напротив картины, задумчиво глядя, как в остановившемся по мановению кисти художника мгновении борется с волнами парусник. Команда успеет свернуть паруса до того, как начнется настоящий шторм, а пока военный бриг под знаменем империи победно несется сквозь бушующее море.

— Даен Вонг, — медленно и очень четко произнес Шан. — Наведайся к нему. Возможно, наш беглец захочет узнать, чью фамилию дал ему Учитель Эрхат.

* * *

Мы еще долго сидели у Саймора. Его невестка готовила очень вкусно, и ей как будто доставляло радость потчевать ватагу проголодавшихся ребят, да и нас заодно. Дети смотрели на Ярата, как на героя-воина из сказки — знали, наверное, что их деда не так-то легко повалить. Но потом соседские позвали их на улицу играть, и в горнице остались мы вчетвером, да Саймор с Фраеном и Агнетой. Невестка кузнеца быстро нашла общий язык с Нэлией, они негромко переговаривались, потом женщина принесла из комнаты мандолу, вручила ее мужу.

— Я пытаюсь уговорить Нэлию спеть, — сообщила Агнета всей честной компании. Щеки Нэли смущенно заалели.

— А правда, Нэли, спой! — поддержал просьбу Айлан. Ярат молчал. Почему-то мне казалось, что перспективой слушать пение сестры Айлана он смущен больше, чем сама девушка. Но в итоге Нэлия сдалась на уговоры, Фраен заиграл…

Если б у меня был такой голос, как у Нэли, я бы не стала отказываться, даже из скромности. Она пела негромко, словно все еще стесняясь, но так мелодично, чисто! Песня была грустной, про любовь… Я сейчас не припомню ни слов, ни сюжета, но, слушая Нэлию, хотелось то плакать, то улыбаться сквозь слезы. И почему-то вспомнилась сестра Вилена… Нет, ее история, так и не окончившаяся замужеством, не имела ничего общего с любовью, да и я сама никогда не испытывала тех чувств, о которых говорилось в песне, но мне стало нестерпимо жаль, что это нечто, называемое любовью, прошло стороной, не зацепив, не заставив обернуться ни разу за все мои двадцать лет. Двадцать… кто-то скажет, что это всего лишь самое начало жизни, расцвет юности, но я почему-то чувствовала себя старой. Казалось, что жизнь окончена, и что теперь впереди только месть, а после… возможно, что-то и будет после, но только не жизнь. И, наверное, не любовь.

Нэлия умолкла. Саймор, шумно вздохнув, словно отгоняя печальный осадок, оставленный песней, хлопнул в ладоши несколько раз. Нэли смущенно улыбнулась, и тогда Фраен заиграл снова, но на этот раз музыка была веселой, и к Нэли присоединилась Агнета.

Айлан слушал их пение с улыбкой, подперев рукой подбородок. Его профиль отчетливо выделялся на фоне окна, темные волосы мягкой волной накрывали спину… Красивый у Нэлии брат, действительно, как сказал Ярат, настоящий саоми.

Я вспомнила, что Ярат сидит рядом со мной, и обернулась. Облокотившись о столешницу, он опустил голову на скрещенные руки и смотрел туда, где сидели певуньи… смотрел на Нэлию. На губах — улыбка, но не обычная — та, которую не показывают, прячут ото всех, потому что человек с такой улыбкой беззащитен, а часто и смешон. В поблескивающих разноцветных глазах — мечта, и тоже из тех, о которых не рассказывают, разве только друзьям, самым лучшим, самым проверенным.