Сапаров Александр Юрьевич

Пациентов сегодня не было, не было и хлеба, но зато у нас было две сваренные щуки и фруктовый взвар. А я рассчитывал, что в мои ловушки рыба продолжит заходить.

Следующий день начался работой, хоть я умел считать и читать, но в дереве не понимал ничего. И вместе с бабушкой ходил и размечал, какие деревья будем пилить. Свалили мы несколько сосен и распилили их на бревна метра по четыре длиной. Я точно помнил длину моей прежней ладони двадцать сантиметров, теперешняя, казалась практически такой же, и быстро сделал себе мерную палку примерно на четыре метра. Больше мы в этот день не работали. Я сходил, проверил морду, там кроме двух десятков плотиц, оказалось еще несколько раков, которых я тоже прихватил, жалея, что нет пива, с которым этих гигантов прошлого можно было бы употребить. У бабушки в небольшом горшочке были остатки то ли барсучьего, то ли медвежьего жира, которые она держала для приготовления мазей, и на нем эти плотички были пожарены, не очень вкусно, но зато питательно.

После обеда к нам привели мужика с жутко распухшей рукой, при взгляде на которую, мне сразу стало все ясно - флегмона. Бабушка начала свою песню про деготь, но здесь надо было проводить более радикальное лечение.

-Бабушка, здесь резать надо, - прошептал я ей на ухо.

-Молчи дурень, сама знаю, - также тихо прошептала она мне в ответ, - боюсь я, давно не делала, руки дрожат.

-Так давай я разрез сделаю.

Бабка долгим взглядом посмотрела на меня и согласно кивнула головой.

-Слышь Фаддей, надо руку резать, иначе или помрешь, или совсем отрезать придется, сказала она.

-Ну, чего там, давайте режьте,- промычал, уже не очень соображавший от интоксикации, мужик.

Бабушка, откуда-то, достала острый ножик, с рукояткой из оленьего рога, которого до сих пор я у нее не видел, нож был острый, как бритва. Я протер руку Фаддея тряпицей, нож провел над пламенем очага, Фаддей второй рукой схватился за стол, крупные капли пота выступили у него на лбу, он зажмурил глаза, а я быстрым движением разрезал ему предплечье, из открывшейся раны потекла кровь, смешанная с дурно пахнущим гноем. Моя бабушка ловким движением вставила в рану тряпку, смоченную в солевом растворе. После чего сверху положила сфагнум, обмотала еще одной тряпкой и снова сверху полила теплой соленой водой из горшка. Фаддей расслабился, шумно выдохнул и осел на чурке.

Но пока мы разговаривали с его сыновьями и объясняли, что надо делать, он уже пришел в себя, и ожившими глазами, осматривался вокруг.

-Так мне, что Данька руку резал? Ну, Марфа хорошего себе помощника вырастила, я ведь даже испугаться не успел, а уже все. Ты уж извини, нечем вас сейчас отблагодарить, завтра вот пришлю Прова, он полмешка ржаной муки вам принесет, нынешнего помола.

-Так ты что же Фаддей думаешь, что все уже? Тебе надо будет еще не раз к нам придти, так, что завтра, чтобы сам тоже здесь был.

-Да ладно Марфа, не мельтеши, а то от твоего баса голова гудит, приду я, обещаю.

А чего это у вас тут бревна заготовлены, никак избу ставить будешь?

Да, нет Фаддей, вот внук подбил меня старую, землянку переделать, пошире, да посуше и крышу потолще, чтобы зимой не мерзнуть.

-Вот оно что, ну смотри, если у меня все хорошо будет, я сынов вам на пару дней в помочь отправлю, все быстрее дело сделаете.

-Спасибо Фаддей на добром слове, а сейчас можешь идти, на сегодня лечение все.

Когда мужики ушли, бабушка сама села на свой топчан и долго смотрела на меня.

-Я уж не знаю от Господа или от лукавого у тебя умения проснулись, но давай помолимся Богородице, чтобы защитила нас перед Господом,- и, встав рядом, без труда пригнула хилого меня к земле перед иконой божьей матери.

Меня всерьез озаботила моя физическая немочь, видимо хроническое недоедание, проживание в темной сырой землянке изрядно подорвали здоровье моего нынешнего тела. Надо было что-то делать. Поэтому на следующее утро под недоумевающим взглядом бабушки я вылетел на улицу и побежал по тропке в сторону села. Не добежав до первых домов метров триста, я повернул назад, прибежав к землянке, я сделал обычный комплекс упражнений и пошел на речку умываться.

-Ох, Данька и выдумщик ты, что опять у тебя стряслось, бегаешь, как осами покусанный.

-Да ничего не стряслось, покрепче мне надо стать бабушка, а то вон ты, хоть и старая, а сильнее меня.

-Данька не смеши ты меня. Да здесь сильнее, чем я до сих пор никого нет. Я по молодости коня на спине носила,- с гордостью сказала бабушка,- сейчас конечно не унесу, но уж козу там или барана запросто. Я твоего дедку почему выбрала, он один меня на кулачках побил. Вот посмотри,- и она показала перебитую ушную раковину,- видишь, как мне заехал в ухо, аж поломал все. Не знаю, почему ты худоба такая? Твой отец кузнецом был, тоже хмельной лошадь на плечах носил. Ну, раз думаешь, что от рукомашества и дрыгоножества силы прибавиться, то давай маши, может, чего и получиться.