Заряжающий, узбек Нургалиев, прыгнул в воду и, держа автомат наперевес, побрел к берегу. Я вылез на броню, дождался сигналов с обоих берегов, плюхнулся в воду. Солнце почти скрылось за деревьями, начало смеркаться. Я с неимоверным наслаждением окунул голову в воду. Тошнота отступила. Живем!
Рядом со мной в воду спрыгнул с брони наводчик и начал смывать с лица копоть и размазанную по щеке засохшую кровь.
– Копейкин, потом помоемся, давай назад на броню, смотри кругом, бди!
– Есть бдить! – улыбнулся Саня и полез на танк.
Перебежками мы добрались до разбитого «ганомага» за пару минут. Да уж, слишком удачным оказался выстрел Копейкина. Копаться в образовавшемся внутри кузова фарше из разорванных в клочья трупов не хотелось совсем. Антонова от вида побоища бурно стошнило, да и у меня ком подступил к горлу, отвык я от такого.
Вылетевшие из бронетранспортера пять тел обогатили наш отряд тремя пачками галет, двумя банками тушенки и полуощипанной тушкой довольно-таки тощей курицы, пойманной немцами неизвестно где. Дополнением ко всему послужила полупустая фляжка с вонючим шнапсом, пить который я бы не стал ни при каких обстоятельствах. Но что добру пропадать, может, рану кому обработаем.
Мы собрали автоматы разведчиков, документы. Со второго захода перетащили пулеметы, снятые с мотоциклов, хотя это уже было, пожалуй, лишним. Ладно, вдруг пригодятся. Или взорвем, как карта ляжет.
– Товарищ лейтенант. – Антонов кивнул на прибрежные кустики. – Если немцы в темноте пустят пехоту, они вмиг доберутся до танка. Кинут мину на мотор – и все, каюк нам.
– Ты это правильно заметил, – согласился я, но задумался не о минах, а о восьмидесятивосьмимиллимитровых зенитках, которые фашисты активно применили против наших тяжелых танков. – Я видел у вас в машине сумку с гранатами. Что в ней?
– Ф-один.
– Неси. Проволока тонкая есть?
– Есть, как не быть. У нашего механика все найдется.
– Тоже неси.
Пора было «порадовать» немчиков растяжками.
После того как все окончательно затихло, я собрал танкистов на нашем берегу. Оно и безопаснее, и воняет не так. А то от последствий боя на том берегу запашок не очень. Кровь, кишки, дымящиеся от тротила воронки. Изображать немецкую похоронную команду желания не было, а мародерить мы закончили быстро.
Вот зарекался пить вонючий немецкий шнапс, а после боя глотнул. И бойцам дал приложиться по чуть-чуть. Чтобы руки не тряслись.
– А что это у вас за фляжечка, товарищ лейтенант? – углядел мой трофей с коньяком глазастый Копейкин.
Я спрятал фляжку поглубже и затянул сидор посильнее.
– Подарок.
Потом не выдержал, достал парабеллум. Дождался восторженного вздоха, разрядил и пустил по рукам.
– От кого все это богатство? – продолжил выяснять наводчик.
Вроде и не по делу такой разговор, я же командир, дистанцию надо блюсти, но понимаю, что после такого пацанам расслабиться надо.
– От немчика одного, – объяснил я, забирая пистолет обратно. – Упал мне на голову с подарками, а делиться не захотел.
– И как заставили? – заинтересовались танкисты.
– Да поменялись. Я ему в лоб пулю, а он мне все свое добро.
Бойцы заулыбались.
– Наш лейтенант, смотрите, – сказал Нургалиев.
Повернувшись на кусты, в которых мехвод прятал лейтенанта, я увидел чуть пошатывающегося Ивана.
– А где Оганесян? – спросил я.
– Здесь, товарищ лейтенант, – ответил он у меня из-за спины.
– Я тебе какой приказ дал? – мигом забыв панибратские разговоры, спросил я.
– Следить за товарищем лейтенантом, чтобы не услышал никто. Так бой же закончился, товарищ командир… – начал оправдываться он.
– Я приказ отменял? – еще более сурово спросил я.
– Никак нет, – ответил Оганесян.
– Три наряда вне очереди!
– Есть три наряда, – вздохнув, ответил мехвод.
– А сейчас бегом марш за лейтенантом!
Отдых пошел лейтенанту на пользу. Все еще бледный, слегка шатающийся, но выглядел он намного лучше, чем когда я его встретил. Сначала командир осмотрел танк, потом, вылив воду из сапог, подошел к нам, сел на траву.
– Тринадцать вмятин на башне!
Ивану явно стало лучше, лицо порозовело, шальных глаз уже не наблюдалось.
– Поверить не могу. Вот это бой! Вы целую танковую группу остановили! – Лейтенант вытащил грязную бумажку из планшета, начал что-то записывать. Бойцы вытянули шеи.
Ясно. Рапорт пишет. Даже успел сосчитать разбитые немецкие танки и «ганомаг».
– Так, Оганесян… – Я посмотрел в небо. Совсем стемнело, надо было выставлять охранение. – Берешь Антонова, разводите на том берегу большой костер. Не вздумайте лезть в кусты. Там гранаты.
Я посмотрел на лейтенанта – как отреагирует на мое самоуправство с экипажем? Никак. Иван продолжал быстро писать. Значит, продолжаем.
– Возвращаетесь в танк, заряжаете пушку. Ты, Оганесян, остаешься в дозоре, вот тебе бинокль. Глядишь в оба. Если на берегу будет шевеление, стреляй. Ты, Копейкин, бери брезент, вот тебе сало, хлеб. Давай, накрывай нам. Будем ужинать.
– А как же я? – расстроился армянин.
– Не боись. Принесем мы тебе твою порцию в танк.
– Товарищ старший лейтенант! – Копейкин почесал в затылке. – У нас консервы есть.
– Тащи… – кивнул я. – Вон, немецкий харч тоже используй.