Сапер

Особисты заняли просторную хату, каждому по комнате. Меня первого позвали. Я прихватил с собой чемоданчик с немецкой добычей и прочими плюшками, которыми я по дороге оброс, да пошел. Как ни странно, но попал я к блондинистому лейтенанту, который представился Буряковым. Не угадал я, думал, что попаду к очкастому старлею.

Допрашивал он дотошно. Начали мы с разгрома нашего саперного батальона. Тут я и выложил первый козырь – спасенное знамя. Так-то я про это дело никому не рассказывал, лежал у меня в сидоре свернутый красный прямоугольник, есть не просил. Тут я лишний раз убедился, что внешность у человека может быть очень обманчивой. Лейтенант аж расцвел, когда я ему знамя передал. Даже руку мне пожал. Но менее дотошным после этого не стал. И про танкистов, и про комиссара Попеля расспрашивал, да не по одному разу. А уж про медсанбат, обожженных да нашу поездочку до переднего края и вовсе в таких подробностях обсасывал, чуть не поминутно: кто куда ходил, что говорил да делал. Тут я второй козырек на стол выложил.

Немецким Буряков владел всяко лучше меня. И документы оценил чуть не с первого взгляда. На несколько минут он даже забыл про все. От презрительной усмешечки, которую он всем демонстрировал по приезде, ничего не осталось. Почуял лейтенант, что с такой добычей третий кубик на петлицу упадет. А может, и побольше чего в награду добавят – в Москву заберут на повышение. Но меня, добытчика, он задвигать не стал, а сказал, что непременно надо мне со всем этим добром ехать в Киев. Под его, лейтенанта Бурякова, чутким руководством, ясное дело. Деньги тут же при мне пересчитал, оприходовал актом. Заставил подписаться. А потом еще под протоколом.

Вымотал он меня, конечно, сильно. Я на стройке так не уставал, даже когда от восхода до заката ударно впахивали. Но расстались мы чуть ли не друзьями. Не, это я сказанул, конечно. У таких ребят друзей не бывает, не та у них натура. Но отношение у него ко мне было самое доброжелательное. Ну какое только может быть у цепного пса. А на большее я и не рассчитывал.

Как вышел на улицу, добрел до бревнышка, лежавшего у чудом сохранившегося куска деревенского тына, да и присел на него. Подошел Николай, пристроился рядом. Оказалось, что старлей гораздо быстрее летехи успел допросить уже пятерых. Вот только после Бори Сезина вышла задержка и срочно дернули рыжую. Будто бы даже не дали перевязки закончить. И сейчас ее там мариновали. Что-то мне не по себе стало. Хреновое предчувствие образовалось. Хотелось пойти и штурмом взять эту хатку, да погромить там все на свете. Оно только и останавливало, что лучше от этого ни мне, ни рыжей не станет. Надо подождать, чем все кончится, а потом уже думать, что делать.

А тут и Вера вышла. Темнее тучи, из глаз слезы чуть не ручьем. Я подбежал к ней.

– Ты как, Верочка? Что там случилось?

– Ничего хорошего, Петя, – сказала она, вытирая слезы носовым платком. – Во всем я виновата: и Аркадия угробила, таблетки от него спрятала, и самовольно место дислокации покинула, и раненых не лечила, а с любовником кувыркалась, – последнее она выпалила, чуть не крича, явно повторяя слова особиста.

Вот же сука очкастая… Я двинул ногой по забору, сломал несколько штакетин.

– Давай, прогуляю тебя. Потрындят и перестанут, не обращай внимания, – я говорил, утешая ее, а у самого на душе мутно. Что-то затеял старлей, сволочь такая. Не иначе как с подачи Бори-козла.

– Не перестанут, Петя! – Рыжая никак не могла успокоиться. – Сказал, что у него показания свидетелей есть! Тряс бумагами!

– Я! ВСЕ! РЕШУ! – Я даже сжал руку рыжей изо всех сил, чтобы она пришла в себя. – Запомни.

Я отвел Веру к местным медикам, пусть посидит, успокоится. А я тем временем поищу «свидетеля». Уже жалеть начинаю, что не шлепнул его раньше, пошуметь постеснялся – сейчас бы меньше дерьмом воняло.

Что рассуждать? Надо делом заняться. Найти крысеныша и поинтересоваться, чего там напел этот дятел? Дятлы не поют? Зато стучат без устали. Без него точно не обошлось. Я встал и посмотрел вокруг. На горизонте Сезина не наблюдалось. Опять скрылся, скотина. Ничего, красавец, я тебя из любой скирды достану.

И снова, кого ни спроси, Боря только что был здесь. Не сидится на месте сволочине. Я стоял и пытался решить, куда идти дальше: вдоль по улице, ведущей к окопам, или по небольшой тропинке между хатами? Сомнения развеял приближающийся свист немецкого снаряда, заставивший меня броситься на землю, под прикрытие стены, возле которой я стоял. Тут же что-то грохнуло внутри, рядом со мной зазвенели стекла из выбитого окна, а сверху на меня посыпались солома с крыши и комочки штукатурки, которой хата была обмазана снаружи. Чуть приподняв голову, я понял, что надо срочно покидать столь ненадежное укрытие: по стене многоголовой змеей расползалась трещина. Только я успел отбежать, как угол хаты рухнул, подняв клубы пыли.