Сапер

Я расставил какие-никакие посты: порядок надо поддерживать, да и место такое, неизвестно, кто ночью может на нас наткнуться. Потом почистил пистолет, пощелкал застежкой чемоданчика с рейхсмарками, который я забрал у Юрика. Считать или позже? Так ничего не решив, эсэсовские деньги я бросил в кабине, просто прикрыв ветошью: ценность немецких денег для нас сомнительна, а вот на чемоданчик могут и позариться.

Пока чистился, расставлял часовых, проверял их сменщиков, лагерь и затих. Устали люди за день, да еще и после такого. Я тоже решил пойти отдохнуть немного. Пошел к ручейку, который обнаружил кто-то из ребят, разделся, обмылся наспех, вытерся своей же рубахой, потом поменяю. Натянул гимнастерку на голое тело. Эх, в баньку бы, помыться как следует, попариться, а не вот это вот размазывание грязи по себе. Но хорошо хоть так, и то лучше, чем ничего. Только развернулся, как услышал сзади шорох: кто-то шел за мной по траве. Не очень-то и таился этот преследователь, но я на всякий случай достал «парабеллум».

Вдруг из темноты раздался такой знакомый голос:

— Товарищ старший лейтенант, вы уж не застрелите меня случайно, я на вас нападать не собираюсь…

— Ты здесь каким макаром, Вера? — спросил я удивленно.

— Всё тебе расскажи, — ответила она, подходя ко мне. — На свидание пришла, не погонишь?

— Смотрю, не с пустыми руками, — заметил я сверток у нее в руке.

— Приходится самой обо всем беспокоиться, раз никто инициативу не проявляет, — улыбнулась она.

Рыжая и правда взяла с собой свернутую плащ-палатку, котелок с едой и термос.

— Свидание – это отлично! — усталость мигом сняло как рукой.

— Давай, устраивайся, а я пока тоже схожу к ручейку.

Пока Вера плескалась в темноте, я быстро разложил плащ-палатку, наложил из котелка кашу с тушенкой. Нет, когда только успела? В свертке лежали еще и два вафельных полотенца.

— Очень кстати! — «рыжая» выхватила у меня из рук одно из полотенец, начала вытирать мокрые волосы. Влажная гимнастерка так обтянуло ее тело, что я забыл как дышать.

— Закрой рот, муха залетит – тихо засмеялась Вера, садясь рядом со мной. При этом она коснулась меня тугой грудью и я потерял над собой контроль. Обнял ее, впился поцелуем в губы. Вера охнула, схватила меня за шею. Теперь уже про себя ахнул я – ранки под повязкой отозвались резкой болью. Но странным образом, это мне совсем не помешало. И даже придало ускорение.

Потом мы ужинали. При свете луны. Я все никак не мог отдышаться, вяло ковырял кашу. Шея продолжала болеть, повязка сзади пропиталась кровью.

— Завтра все болтать про нас будут, — рыжая прижалась ко мне, тоже отставила миску.

— Завтра всем не до нас будет, — ответил я. — Тут бы выжить, а в таком деле чужие амуры – не самое главное. Так что не переживай.

Я замолчал, глядя в небо. Тучи, набежавшие недавно, пропали, над нами раскинулся огромный Млечный Путь.

— Боже мой, сколько же там звезд? — удивилась Вера.

— Шум Млечного Пути затих, рассеялся в ночи, — вспомнил я стих в тему. — Они стояли у ворот, где Петр хранит ключи…

— Кто это? Бунин? Брюсов? А нет, наверное, Федор Сологуб, его слог.

Я удивленно посмотрел на Веру.

— Ты знаешь всех поэтов Серебряного века?

— Не всех, конечно. Увлекалась в молодости. У наших соседей была огромная библиотека, брала у них книги. Представляешь, у них была книга с автографом Маяковского! Так чьи стихи? Я же угадала? Это Сологуб? — пыталась допытаться она.

— Нет, Киплинг.

— Ого, ты читал Киплинга?

Что тут странного? Стихи Киплинга у нас в лагерной библиотеке были, довоенное еще издание. Наверное, кто-то из сидельцев, уходя на волю, оставил. Значит, то, что Платона читал, не удивительно, а что Киплинга – очень даже.

— Да, были учителя, — я еще раз посмотрел на загадочно мерцающий Млечный Путь, положил голову на колени Веры. И не заметил, как уснул.

* * *

Только начало светать, а мы уже почти собрались. Нечего тут делать, на этой дороге между нашими и немцами. Я залез в кабину, достал чемоданчик. Пока санитары грузили и кормили раненых, посчитал деньги. Так, тут у нас самый крупняк – пятьдесят марок, красно-желтые купюры, с которых с укором смотрит неизвестная тетка в платке. Этих четыре пачки. Зеленоватых двадцаток с нечесаным худым мужиком – семь пачек. И еще пятнадцать пачек желтоватых пятерок, на которых было аж по два портрета: слева хитрый мужик, явно начальник, смотрел на простоватого хлопца с молотком, который был изображен на правом портрете, наверное, думая, как обдурить работягу. Сорок с лишним тысяч, целое состояние.

— Товарищ лейтенант – к машине подошел Юра с большим серым конвертом в руках. Я быстро захлопнул крышку чемоданчика, вопросительно посмотрел на санитара.

— Вот, отмыл, наконец, — подал он мне пакет. — А то весь был заляпан кровью, мозгами…

— Ну и как тебе арийские мозги, Юр?

— Да ничем не отличаются от наших.

— Вот поэтому нацизм – полная херня. Ладно, спасибо, иди.