Сапер. Том II (СИ)

Посмотрела, будто живого тигра в зоопарке без клетки встретила. Красивая, лет двадцать пять — двадцать семь, с аппетитными выпуклостями. Губы подведены, глазки тоже тушью обработаны. На губе справа такая родинка, “мама я женюсь”. Во времена Екатерины аристократки любили таки мушки на лице рисовать. Но эта нет, оригинальная.

— Я Соловей — придумал себе кличку — А ты?

— А я, “Проходите мимо, товарищ” — блондинка нахмурилась, приоткрыла газету на столе. Там лежал ТТ. Весело тут. Я пожал плечами, потопал дальше.

За столом на кухне сидел тип, который наверняка был по недоверчивости круче меня. Свой пистолет он держал на виду, а Линкевич, внезапно избавившийся от хромоты, стоял наготове с другим. Сидящего я видел на фото, Кудря его фамилия. Признал сразу, поэтому поздоровался, как и положено вежливым людям, пришедшим в гости:

— Здравствуйте, Иван Данилович. Я Петр.

На отчество он, конечно, не тянул, молод еще, наверняка и тридцати нет. Было в нем что-то такое вертлявое. То ли волосы волнистые, то ли брови домиком. Или странноватая полуусмешка тонких губ. Или взгляд какой-то наивный. Ну не знаю. Но вот трояк до зарплаты я бы ему не дал, почему-то у меня сложилось такое впечатление. Наверняка обманчивое. Говорили мне о нем как о парне грамотном и надежном. Так что выражение лица, скорее всего, было только способом маскировки.

— Здравствуйте. Максим. Называйте меня только так, — ответил он.

Голос у этого парня был мягкий, певучий. Небось, с Полтавщины откуда-то родом. Вот как заговорил он, так и выражение лица сразу поменялось, стало сосредоточенным. Артист, да и только.

Я, не дожидаясь приглашения, пододвинул к столу крепкий еще с виду табурет и сел напротив этого Максима.

— Поговорить надо, — сказал я, щелкнув в кармане предохранителем и после этого спокойно положил руки на стол.

Собеседник намек понял, тоже свой пистолет со стола убрал. Сзади прошаркал в другую комнату хозяин квартиры, а за ним протопал Ильяз.

Хорошо поговорили. Продуктивно, как говорят начальники. Кудря коротенько рассказал о своих планах. Видать, такие ценные указания ему дали. Так как меня интересовал Крещатик, то по нему он и доложился. Единственное, я ему посоветовал проводить взрывы во всяких конторах не тогда, когда там будут местные. А то потом те же фашисты начнут рассказывать о кровавых преступлениях большевиков, уничтожающих мирное население. Подумав, он согласился.

Рассказал товарищ Максим еще и о том, что в разных районах создаются подпольные райкомы, дал мне парочку адресов. На всякий случай запомнил, хоть и без особой охоты. Мне эти товарищи Михаил и Трегуб не очень нужны, у них на копейку возьмешь, на рубль отдашь. Но пусть будет, мало ли что…

А под конец разговора он меня смог удивить. Он сказал, что сюда ходить не стоит, тут радиоточка, нечего внимание привлекать.

— Так давайте адресок, мне без разницы, где связь держать, — говорю я. — А про эту квартиру, считайте, забыл.

— Небоскреб Гинзбурга знаете? Он выселен, там никто не живет.

Наверное, что-то в моем взгляде показалось ему странным и он тут же как-то подобрался весь, что ли. И я тоже вспомнил слухи, что какие-то подпольщики натаскали в какой-то большой дом взрывчатки и случилось неизбежное. Так вот они подпольщики, вот дом, наверняка, и безголовых исполнителей с горящими глазами у товарища Максима тоже найдётся немало.

— Восьмой этаж? — сразу в лоб спросил я. К чему хороводы водить?

— Да…, — похоже, я его обескуражил, вон как смотрит.

— Значит, не ослышался я. Всё дело в том, товарищ Максим, что у нас там оборудован наблюдательный пункт, — смотрю, а он всё кивает только, — и нам, как бы так сказать помягче… ваши склады там пока не нужны. А после того, как мы свое дело сделаем, тогда и заселяйтесь, не жалко.

— И какое… ваше дело? — вроде пришел в себя подпольщик.

— Узнаете, не беспокойтесь, — улыбнулся я. — Мимо вас точно не пройдет.

Интерлюдия 2

Как выехала штабная колонна из Киева, так и посыпались неприятности. Чуть не через двадцать километров от городской черты началось. То машина сломается, то радисты смотрят на свои железные ящики как баран на новые ворота и не могут сказать, почему связи нет. Кто-то сломал руку. Передовое охранение свернуло не туда. Мелкие комбатовские радости, от которых Тупиков давно отвык, навалились. Мыслимо ли дело: у него в отряде полковников больше чем сержантов. Пять сотен командиров в одну кучу собраны. Ну, и к ним три броневика, четыре сорокапятки и опять же четыре станковых пулемета.

Первый день прошли почти по плану. Василий Иванович про бумаги и овраги даже про себя уже давно не шутил. Хотя считал справедливой чью-то ругань на учениях, что с таким бестолковым воинством и воевать не надо — сами себя разобьют, лишь бы не мешал никто. Вот у него такого добра набралось много. Штабной работе все обучены, справляются. Да другое в штабе фронта и немыслимо. А вот на марше — совсем другое дело. Позабывали уже как ненужное. Ладно, способ привести в чувство даже гражданских известен. И на военных он тоже действует хорошо.