Сапфиры Айседоры Дункан

Он добросовестно стер следы и сработал чисто. Около дома Каморкина его никто не видел. Не должны были видеть – он проверялся. А то, что он был в Великом Новгороде, так в этом ничего странного нет – в этом городе он вырос и мало ли за чем мог туда приехать. От убийства Каморкина к нему не тянулись никакие ниточки. Разве что Кристина. Они с ней разговаривали про ее деда, и теоретически девушка может вывести на него. Сначала Веня подумывал ее убить – все-таки свидетель. Но потом решил этого не делать. Пусть дуреха живет. Он же не убийца. Не так-то просто лишить человека жизни, и одного трупа до конца дней хватит. Каморкина прикончил случайно. Да и сволочь он, руки не чисты. Этим Веня успокаивал свою совесть, когда та начинала напоминать о своем существовании.

Сидя у себя в берлоге за бутылкой водки, Веня смотрел на добытый трофей. Камни были необычайно красивыми, они пленили и приковывали к себе взор. Ему вдруг померещился тонкий девичий стан. Балерина на длинных изящных ногах кружила фуэте внутри центрального сапфира. Потом остановилась и поманила его к себе. Веня с перепугу швырнул перстень на пол. «Вот она, белая горячка!» – в ужасе подумал он и бросился в ванную, принимать холодный душ. Видение растворилось, но в ушах Вениамина еще долго звенел ее хрустальный смех.

Сапфиры Веню измучили, они занимали его мысли днем, а ночью просачивались в сны. Он сам себе удивлялся: никогда не думал, что какая-то цацка сможет вывести его из душевного равновесия.

От изначальных планов – оставить перстень у себя – пришлось отказаться. Не суждено сапфирам принадлежать Лапкиным. Он решил продать перстень и навсегда избавиться от наваждения.

Благо покупателя долго искать не пришлось. Какой-то шотландец жаждал вернуть семейную реликвию. Он называл себя потомком древнего британского рода, имеющего родственные связи с самими Стюартами.

* * *

Была приятная летняя пятница. Пятницы обычно приятны всегда – это их свойство, но эта выдалась особенно великолепной: ветреной, нежной, с мягким ароматом шиповника в теплом воздухе. Костров возвращался с работы домой через сквер. Дома его никто не ждал, а вечер был чудо каким хорошим. На улице повсюду встречались влюбленные парочки. Они сидели на скамейках или просто гуляли, трогательно держась за руки. В павильоне у перехода продавали цветы и воздушные шары в виде сердечек. Михаилу захотелось окунуться в романтическую атмосферу, купить роскошный букет и подарить его самой красивой девушке.

Он так и поступил. На роскошный букет из орхидей денег не хватило, но и белые лилии хороши. Продавщица рекомендовала ему взять розы.

– На первом свидании лучше дарить розы, они чуть дороже, но зато без сильного запаха. Может, у вашей дамы аллергия?

– Нет у нее никакой аллергии, – заупрямился Миша. Ему приглянулись лилии.

Через полчаса с цветами и рвущимся в небо алым сердцем Костров подходил к знакомой пятиэтажке на Поэтическом бульваре. На лице Миши сияла счастливая улыбка. Звонить по телефону он не стал, надеясь, что девушка окажется дома. А если нет, тогда уж можно будет позвонить.

Когда до Настиного подъезда осталось совсем чуть-чуть, Костров замедлил шаг. Откуда-то подкралась стеснительность. Он уселся на скамейку на детской площадке, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы прогнать волнение. Волнение уходить не спешило.

Вдруг он увидел Настю. Она вышла из дома и снова зашла, но уже в другой подъезд. Мише стало любопытно, и он метнулся за ней. Пошла в гости к соседке? – предположил он. Хотя Рябинина переехала в этот дом недавно, и гиперобщительной она не была, чтобы легко заводить знакомства.

Девушка дошла до последнего этажа и… стала подниматься выше. Костров ничего не понимал – куда ее несет? Не на чердак же! Он ошеломленно наблюдал сквозь лестничный пролет, как ее ножки мелькнули на металлической лестнице и исчезли в люке. Оставаться на месте Михаил не стал, он по-кошачьи тихо отправился следом. Чердаки были его профилем. Миша вдоволь по ним намотался, гоняя наркоманов в самом начале своей карьеры. Пятиэтажная стандартная хрущевка, и чердак в ней должен быть стандартным – люк выходит в закуток, дальше лесенка и широкая балка. Есть где спрятаться – сообразил он.

Согнувшись в три погибели со слегка потрепанным букетом и дурацким шариком, Миша наблюдал следующую картину.

Надев медицинские резиновые перчатки, Настя присела на корточки и что-то выковыривала среди досок. Она сидела к нему спиной, и Миша не мог разглядеть, что она делает. Потом встала, сунула перчатки в сумку и пошла к выходу.

Костров замер в своем укрытии. Проходя совсем рядом с ним, Настя остановилась. Она обернулась по сторонам, прислушиваясь. Миша понял, чем он себя выдал. Лилии! Цветы своим сильным ароматом перебивали даже вонь чердачного мусора.

В довершение всего у Кострова завибрировал нагрудный карман мобильным телефоном, издавая звук уходящего поезда. Настя вздрогнула. Михаил чертыхнулся: Юрасов! Чтоб ему! Не мог позвонить позже!

«Душевно» поговорив с товарищем, Костров предстал перед Настей.

– Вот, – протянул он цветы и шарик.