Сапфо

И так у Тиртея — из элегии в элегию… Он являлся, повторим, очень крупным лириком, но все-таки, если читать его сохранившееся наследие «сплошняком», в какой-то момент возникает ощущение некоторой монотонности. Ведь автор — ярко выраженный поэт «одной темы». Впрочем, именно эта тема и была мила воинственным спартанцам. Тиртей, в сущности, подробно описывает атаку фаланги.

Куда более разнообразна тематика, которую затрагивает в своих стихах Солон (первая половина VI века до н. э.). О нем уже упоминалось, и мы знаем, что он не только подвизался на ниве словесности, но и был крупным государственным деятелем, законодателем, реформатором, считался, кроме того, одним из Семи мудрецов. У Солона мы встречаем и политическую, и назидательную, и (хотя в меньшей степени) даже любовную лирику.

Процитируем одну из интереснейших его элегий, которую принято озаглавливать «Седмицы человеческой жизни». Ее основная идея такова: человек живет 70 лет, и этот срок четко разделяется на десять семилетних отрезков. У каждой из таких «седмиц» — свои особенности:

Мальчик впервые ограду зубов, во младенчестве нежном

                  Взросших, теряет, когда семь исполняется лет.

Ну а как только вторые семь лет ему бог завершает —

                  Признаки явны уже будущей силы мужской.

Что же в третью седмицу? Еще он растет, но пушок уж

                  На подбородке его; кожа меняет свой цвет.

Вот и четвертая: в возрасте этом любой совершенен

                  Силой и тем, от чего высшая доблесть в мужах.

В пятую — самое время мужчине помыслить о браке

                  И сыновей пожелать, чтобы продолжился род.

Ну а в шестую уже вполне упорядочен разум,

                  И не стремится теперь муж к бестолковым делам.

В годы седмицы седьмой и разум и речь совершенны,

                  Также и в годы восьмой — вместе четырнадцать лет.

Что же в девятую? Есть еще силы, но начали гаснуть

                  Мудрость, дар речи — уже трудно большое свершить.

Если же кто-то достигнет конца и десятой — то, значит,

                  Срок наступил, и пора смертную участь встречать.

(Солон. фр. 27 West)

Кстати, обратим внимание на то, какая картина предстает тут перед нами, если взглянуть с гендерной точки зрения. Чисто маскулинная! Человек Солона — это мальчик, юноша, зрелый муж, старик. О женщинах автор вообще ничего не говорит, не считая краткого упоминания о том, что в пятую седмицу (то есть в возрасте от двадцати восьми до тридцати пяти лет) мужчине хорошо бы жениться. Но не из соображений какой-то там «любви», а единственно ради того, чтобы родились сыновья (именно сыновья!), «чтобы продолжился род». Интересно, что самому Салону в данном отношении, кажется, не повезло. Неизвестно, был ли он женат, но детей у него не было. Во всяком случае, не было сыновей, а для античного грека эти две вещи, в общем-то, практически совпадали. Дочь не могла стать продолжательницей рода, поскольку по определению попадала после брака в чужую семью.

Вероятно, Солон принадлежал к той же породе мыслителей, что и живший через полтора века после него философ Анаксагор, учитель Перикла. Последний, как сообщается, сказал, услышав о смерти своих сыновей: «Я знал, что они родились смертными» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 13).

Мировоззрение Солона проникнуто идеей разумной меры, искренней верой в богов — хранителей мировой справедливости. Скажем, он отнюдь не выставляет себя бессребреником. Он честно говорит:

Деньги желаю иметь, но если неправедна прибыль —

                  Нет, не хочу! А не то позже расплата грядет.

То богатство, что боги дают, достанется мужу

                  Прочным — от самых корней вплоть до вершины своей;

То же, которое люди берут через наглость, беспутно, —

                  Хоть и приходит оно, злым покоряясь делам,

Но неохотно идет, и вскоре ущерб уж примешан.

                  А появляется он медленно, будто огонь:

Сущая мелочь вначале, а кончится тяжким мученьем…

(Солон. фр. 13 West)

Перед нами — очень частый у Солона мотив: богатство полезно только тогда, когда оно приобретено справедливым путем, в противном же случае оно принесет только беды как самому индивиду, так и общине в целом. В другом месте автор высказывается против страсти к накопительству еще более акцентированно:

Равно богаты и тот, у кого серебро в изобилье,

                  Золото есть, есть поля, чтобы выращивать хлеб,

Кони есть, мулы, — но также и тот, кто немногого хочет:

                  Лишь бы усладу иметь чреву, бокам и ногам,

Да чтобы отрок был или жена — это тоже неплохо —

                  В самой цветущей поре, в юной своей красоте.

Вот и богатство для смертных. Ведь всех своих денег избыток,

                  Сколько бы кто ни имел, право, в Аид не возьмет

И не избегнет, дав выкуп, ни смерти, ни тяжких болезней,

                  Платою не отвратит старости злобной шаги.

(Солон. фр. 24 West)

В связи с последними двумя цитатами кем-то, возможно, будет поставлен вопрос: а что, во времена Сапфо и Солона уже были деньги? Впрочем, большинство читателей воспримут упоминание о «презренном металле» как что-то собой разумеющееся. Мы настолько уже не мыслим себе жизни без денег, что нам кажется — они были всегда.