Сапфо, или Песни Розового берега

— Не знаю, так говорят многие люди. И все же как-то странно, — пожала плечами Клеида. — У всех моих подруг матери солидные, степенные женщины, занимаются домашним хозяйством, следят за слугами и рабами. А у тебя, мама, даже конюх еще спит после вчерашнего праздника, хотя его не должны касаться дела и развлечения знатных людей. У тебя здесь вечно какая-то путаница и беспорядок — наверное, потому что в доме нет мужчины, который все бы расставил по своим местам.

Глядя на помрачневшую мать, Клеида не стала сейчас говорить, что вообще-то ей постоянно задают множество и других вопросов относительно личной жизни и даже самых мелких привычек Сапфо, вплоть до того, какие запахи та любит, какой цвет туники считает для себя наилучшим, и сколько вина предпочитает пить за завтраком, а сколько — вечером, и в каких пропорциях его при этом разбавляет.

Мало того, как только кто-либо из новых знакомых Клеиды узнавал, что перед ними — дочь той самой, легендарной Сапфо, они тут же теряли всякий первоначальный интерес к девушке и начинали засыпать ее вопросами о матери.

Что и говорить — это с каждым годом взрослеющую Клеиду раздражало все больше и больше и порядком задевало молодое самолюбие.

И Клеида выработала для себя способ защиты, встав на позицию родителей Сапфо, — относиться к матери несколько покровительственно, как к неразумному ребенку, все время подчеркивая ее провинности.

Вообще-то Сапфо не терпелось узнать, что привело сегодня дочь в здешние края, но она боялась помешать Клеиде неосторожным вопросом.

И, самое главное, в душе у Сапфо теплилась слабая надежда: а вдруг Клеида наконец-то приехала просто так, без какого-либо дела или серьезного повода?

Потому, что просто соскучилась и захотела повидать маму: разделить вместе трапезу, посидеть вдвоем в беседке, погулять по лесу…

Именно так запросто могла бы поступить любая из подруг Сапфо, кто давно привык чутко прислушиваться к себе и жить исключительно собственными чувствами, не находя в этом ничего позорного и необычного.

Сапфо надеялась, что когда-нибудь и Клеида поймет, какое это счастье — поступать по подсказке сердца, а не только следуя законам здравого смысла и житейской целесообразности.

Сапфо казалось, что любая из ее подруг, которая открывала в себе такую способность, сразу же словно делала долгожданный глубокий вздох и покидала тесную и темную комнату, наконец-то выходя на свет.

Ведь она видела, как у женщин сразу же начинали пробуждаться самые невероятные таланты, о которых они раньше вовсе не подозревали, и при этом подруги даже внешне на глазах хорошели и наполнялись цветущей радостью жизни.

Но Клеида своим упрямством и твердостью характера была слишком сильно похожа на Керикла.

Вот и теперь она моментально охладила пыл Сапфо, спокойно проговорив:

— Я приехала к тебе сегодня по важному семейному делу, мама. Дедушка сказал, что я непременно должна с тобой поговорить.

— Я слушаю, — вздохнула Сапфо.

Нет, все же не зря Надежда считается хоть и крылатой богиней, но вместе с тем совершенно слепой, и слишком часто тычется туда, куда ее никто не зовет!

— Это очень важное дело, Сапфо, и даже сразу два дела… — начала было Клеида, но тут в доме послышался страшный шум и в комнату в совершенно неприглядном виде вбежал Эпифокл, громко выкрикивая на ходу неприличные ругательства.

Туника философа была надета задом наперед и к тому же плохо завязана, так что вот-вот грозила свалиться на пол, и старик поддерживал ее по бокам двумя руками.

— Воры! В доме воры! Меня обокрали! — вопил Эпифокл дурным голосом. — Гнусные воры! Пока я спал, кто-то украл мой мешок с золотом! И я догадываюсь, кто этот негодяй!

Сапфо не успела ничего сообразить, как Эпифокл быстро пронесся мимо нее, распространяя на своем пути едкий запах чеснока, который философ обычно употреблял перед сном с целью поддержания здоровья и заботы о долголетии.

— Что такое? Кто этот безумец? — испуганно вскочила с места Клеида. — Сапфо, что здесь у тебя происходит?

— О, это великий и мудрейший человек, дочка, — только и нашлась ответить Сапфо. — Его знает весь ученый мир.

Впрочем, Сапфо тоже ничего не понимала и удивилась еще больше, когда Эпифокл неожиданно выволок из гостевой комнаты совершенно сонного и всклокоченного Фаона и принялся его дубасить кулаками.

Сапфо не знала, что после праздника и Фаона, и Алкея — обоих практически бесчувственных! — слуги перетащили с поляны под утро в общую комнату для гостей.

— Я знаю, это он! — кричал Эпифокл, вцепившись в белые кудри Фаона. — Говори, пакостник, куда ты подевал мое золото? Говори, пока я не привлек тебя за кражу к суду. Но только учти, что я заставлю тебя засудить по драконовским законам и прикажу по очереди отрубать все части твоего красивого тела, пока ты не умрешь мучительной смертью! А начну с того пальца, который растет у тебя между ног!

Что? Кто? Что? — непонимающе крутился в разные стороны Фаон, стараясь вырваться от Эпифокла, но, наконец, не выдержал и так шибанул локтем своего обидчика, что философ полетел кубарем в дальний угол, сшибая на пути скамейки и напольные вазы.