Но этот прогрессистский взгляд на историю вызывает сомнения. Мы уже убедились в том, что новые подходы, новые типы поведения и новые навыки не всегда улучшают жизнь. Когда в ходе аграрной революции люди освоили сельское хозяйство, их власть над окружающей средой возросла, но участь многих из них стала тяжелее. Крестьянам приходилось работать больше, чем охотникам и собирателям, а добывали они в результате менее разнообразную и калорийную пищу, не говоря уж об их беззащитности перед болезнями и эксплуатацией. Так же распространение европейских империй заметно увеличило коллективную мощь человечества — начался интенсивный обмен идеями, технологиями и местными ресурсами, открылись новые рынки. Но едва ли все это было приятно коренным жителям Африки, Америки и Австралии. Учитывая склонность человека злоупотреблять силой и властью, есть основания подозревать, что отождествление мощи со счастьем по меньшей мере наивно.
Существует диаметрально противоположная точка зрения. Ее сторонники предполагают обратную зависимость между человеческими возможностями и счастьем. Власть, говорят они, развращает. Чем больше власти и богатства накапливает человечество, тем оно ближе к холодному механистическому миру, равнодушному к нашим реальным потребностям. Эволюция предназначила наш разум и тело к жизни охотников-собирателей. Переход к сельскому хозяйству, а затем к промышленности вынудил нас вести неестественную жизнь, в которой не могут раскрыться наши природные склонности и инстинкты, не находят удовлетворения самые глубокие мечты. Где в комфортной жизни городского среднего класса найти дикое упоение, чистую радость охотников, затравивших и разделавших мамонта? С каждым новым изобретением мы увеличиваем расстояние между собой и Эдемом.
Но и романтическая потребность видеть в каждом изобретении лишь темную сторону столь же догматична, как слепая вера в прогресс. Возможно, со своим природным «Я» мы и утратили связь, но все не так уж плохо. Например, за последние два столетия медицина сумела снизить детскую смертность с 33 до менее 5%. Это же счастье не только для самих выживших детей, но и для их родных и близких.
Существует и средний, более нюансированный подход. До научной революции не отмечалось однозначной корреляции возможностей и счастья. Средневековые крестьяне, быть может, и в самом деле оказались несчастнее своих предков охотников и собирателей. Но за последние несколько столетий люди научились более разумно использовать свои возможности. Триумф современной медицины — лишь один пример. Другие беспрецедентные достижения — заметное сокращение насилия, практическое исчезновение международных войн, отсутствие угрозы массового голода.
Но даже эта версия — упрощение. Во-первых, оптимистические оценки основаны на очень небольшой выборке. Подавляющему большинству людей плоды современной медицины достались не ранее 1850 года, а успешная борьба с детской смертностью — заслуга и вовсе XX века. От массового голода человечество страдало вплоть до середины XX века. В пору Большого скачка, осуществленного Китайской коммунистической партией в 1958-1961 годах, от голода умерло, по разным подсчетам, от 10 до 50 миллионов человек. Международные войны более-менее прекратились только после 1945 года из страха перед новым оружием и всеобщим ядерным уничтожением. Так что если последние несколько десятилетий и оказались долгожданным золотым веком, еще рано судить, произошел ли фундаментальный сдвиг в ходе истории или это лишь кратковременное стечение удачных обстоятельств. К тому же о современной эпохе мы склонны судить с позиций среднего американца XXI века, а неплохо бы учесть мнение валлийского шахтера XIX века, китайского опиумного наркомана или аборигена Тасмании. Труганини, последняя из аборигенов Тасмании, столь же достойна внимания, как и Гомер Симпсон.
Во-вторых, мы еще не знаем, не посеял ли наш краткий золотой век (последние полстолетия) семена грядущей катастрофы. За эти десятилетия мы столь многократно и разнообразно нарушали экологический баланс планеты, что нам это, скорее всего, еще аукнется. Множество фактов свидетельствует о том, что в оргии безответственного потребления мы уничтожаем самые основы человеческого благосостояния.
Наконец, радоваться беспрецедентным успехам современных сапиенсов можно, лишь закрыв глаза на судьбу всех прочих живых существ. Те запасы и те знания, которые защищают нас от голода и болезней, получены за счет лабораторных обезьян, молочных коров, инкубаторных цыплят. За последние два столетия сотни миллиардов этих созданий провели свой краткий век в условиях промышленной эксплуатации, по жестокости не знающей равных за всю историю планеты Земля. Если хоть десятая доля того, о чем вопиют защитники прав животных, справедливо, то современное индустриальное сельское хозяйство — величайшее преступление в истории. Оценивая всеобщее счастье, нельзя учитывать лишь счастье элиты, европейцев или мужчин. Возможно, столь же несправедливо принимать во внимание исключительно счастье человека.