Сапоги — лицо офицера

Сегодня Гранин со своим взводом ездил заготавливать дрова для кухни. Добрались чуть ли не до Шимановска и только там нашел спирт. Купил две бутылки. Пригласил гостей, охотно принявших участие в расходах. После Нового года в магазине на «Б» спиртное не продавали. Белоус запретил. До дальнейшего, мол, распоряжения.

Фишнер покручивал транзистор, Казаков принес в банке воду, запивать спирт.

«Среди широких масс трудящихся Советского Союза зреет глубокое недовольство внутренней политикой кремлевских ревизионистов, — китайская дикторша запиналась на трудных словах. — Народные массы все чаще и чаще задумываются над необходимостью изменения этой политики…»

Фишнер разбавлял спирт водой, остальные предпочитали неразбавленный.

«Нет никакого сомнения, что антинародная внутренняя политика советских империалистов в конце концов приведет к взрыву народного возмущения…»

— Ну, бараны, — жуя, покачал головой Коровин. — На кого рассчитаны эти передачи? Слушать невозможно!

— Они, бляди, не сомневаются, что мы вот-вот пойдем громить райкомы и вешать их секретарей! — согласился Казаков.

— Ну да, а армия будет спокойно наблюдать. Давайте, мол, ребята, этого за яйца повесьте, а туда бензинчику подлейте, — сказал Гранин.

— Да даже не в армии дело! — загорячился вдруг тихоня Фишнер. — Допустим даже, что этот блядский взрыв недовольства произойдет! Кто эти народные массы? Колхозники, шахтеры или почтальоны? Это же полстраны нужно перестрелять! Что вы думаете, все эти профессиональные дармоеды и бездельники, все эти инструкторы горкомов и инспекторы из обкомов, пропагандисты, агитаторы и массовики-затейники будут спокойно ожидать, пока их прогонят? Или просто члены партии, которые поближе к кормушкам? Да это же миллионы пышущих здоровьем мужиков! Попробуй их разгони! Да каждый из них отца своего зарежет, лишь бы не лишиться летних путевок и сидения в президиуме в рабочее время! Взрыв народного возмущения! Только эти долбоебы из Пекина и могут мечтать об этом!

— Да что там говорить! — сказал Казаков. — Они думают, что мы только и ждем этого взрыва, уссыкаемся от нетерпения… Погнали еще по одной!

Фишнер выключил транзистор…

— Зайди ко мне на минутку, Казаков! Поговорим насчет автомата, — громко, на весь штаб, сказал старший лейтенант Светлов, «Молчи-молчи», начальник Особого отдела.

В небольшом кабинете было не по-военному уютно. Шторы на окнах, старенький диванчик, цветок в горшке. В углу на табурете небольшой сейф. На чистом письменном столе два стакана, набитые десятками безукоризненно отточенных карандашей.

— Я тоже ломаю голову, кто мог это сделать? Не представляешь себе? Конечно, такое представить трудно, это чистейшее вредительство.

Старший лейтенант вынул из стола карандаш и начал его затачивать.

— Все это ерунда, мол, охотники на косуль с Калашниковыми ходят. Тут, знаешь, определенная часть населения вооружается совсем для другой цели. А наши солдаты иногда с ними пособничают… Может, Сон это сделал?

— Да что вы, он же в карауле на угольном складе был!

— Может, Студенников?

— Нет, что он, дурак, в своем карауле?

— Вот мы все говорим, говорим о бдительности, а как заходит вопрос о том, чтобы проанализировать действия своего подчиненного или товарища, так сразу отмахиваемся, что ты, он-то тут ни при чем… Это наша общая беда. Бдительность теряем… Казалось бы, пустяки, разговоры за бутылкой, обсуждение случайно услышанной враждебной передачи… Но на деле за этим кроется нечто большее… И иногда только мы способны правильно в этом разобраться, дать политическую оценку… При условии, конечно, тесной связи с людьми… Если есть желание помочь органам… В этом деле с автоматом я разберусь, найду концы. А тебя прошу, если что, на твой взгляд, покажется странным или просто необычным, ты понимаешь, ты человек грамотный… Прошу, заходи без стеснения, всегда буду рад. Дружба с нами никому не вредит…

Улыбнулся и добавил:

— Наша контора может быть полезна не только в армии! Ну, будем считать, знакомство состоялось! Не забывай о моей просьбе, Казаков. Иди, служи!

Фактор внезапности

Наводчик второго расчета надрывно кашлял, дергаясь и широко раскрывая рот. Над ним стоял капитан Кушник, вокруг кровати сгрудились батарейцы, серьезные и притихшие.

— Его надо в медсанбат, — говорили. — Смотрите, товарищ капитан, он же болен. Он всю батарею гриппом заразит.

Капитан Кушник, некрасивый человек с глубоко сидящими глазами, самый глупый и безобидный из командиров батарей, принимать решение не торопился. Он еще раз потрогал лоб больного.

— Температуры нет… В госпитале не примут, раз нет температуры… Начальник госпиталя приказал гнать всех на хер, у кого нет температуры… А температуры у него нет, твою гроба мать!