Сапожок Принцессы

– А, лорд Гренвиль, – обрадовалась леди Порталес, когда после учтивого стука на пороге ложи возникло выразительное лицо государственного секретаря. – Вы не могли появиться более кстати. А то вот госпожа графиня де Турней умирает от желания услышать последние новости из Франции.

Изящный дипломат вошел в ложу и поздоровался с дамами.

– Увы, – печально ответил он, – все очень плохо. Резня продолжается, Париж буквально залит кровью, а число жертв гильотины достигает сотни в день.

Графиня, бледная, со слезами на глазах, откинулась на спинку стула, услышав столь краткую и зримую повесть о том разрушительном ужасе, что творился в ее запутавшейся стране.

– Ах, месье, – сказала она на ломаном английском, – так тяжело слышать все это. Мой бедный муж все еще там. Это так ужасно для меня – сидеть здесь, в театре, уже спасенной, в то время как ему грозит смертельная опасность!

– Но, мадам, Бог с вами, – вмешалась решительная леди Порталес, – будь вы даже в конвенте, вы не смогли бы ничего сделать для его спасения. У вас есть дети, занимайтесь ими, они еще слишком молоды для того, чтобы без конца утруждать себя беспокойствами и преждевременным трауром.

Графиня сквозь слезы улыбнулась своей пылкой подруге. Леди Порталес, несмотря на то что ее манеры и голос не сделали бы чести даже жокею, имела золотое сердце и свои самые сокровенные симпатии и учтивейшую доброту прятала за грубоватыми манерами, как, впрочем, весьма любили делать некоторые дамы того времени.

– Кроме того, мадам, – добавил лорд Гренвиль, – не сами ли вы мне вчера говорили, что лига «Сапожок Принцессы» поручилась честью, будто доставит господина графа через Канал?

– О, да, – отвечала графиня, – и это моя единственная надежда. Вчера я видела лорда Гастингса. Он меня еще раз заверил.

– Тогда, я думаю, вам не следует бояться. Лига всегда с точностью выполняет все, в чем клянется. Ах, – добавил старый дипломат со вздохом, – будь я несколькими годами моложе.

– Ой, сударь, – вмешалась достойная леди Порталес. – Вы пока еще достаточно молоды, хотя бы для того, чтобы повернуться спиной к этому французскому пугалу, что сегодня сидит, как король, в вашей ложе.

– Я думаю, что мог бы… Но вы, ваша честь, должны понимать, что ради служения родине мы вынуждены оставлять свои предрассудки. Месье Шовелен – доверенный представитель своего правительства.

– Клянусь, сударь! – возразила она. – Вы не должны называть этих кровожадных убийц правительством, разве не так?

– По-моему, сейчас неуместно для Англии порвать дипломатические отношения с Францией, – осторожно ответил министр. – А в таком случае мы не имеем возможности отказать в вежливом приеме представителю, которого им было угодно послать к нам.

– Будь проклята всякая дипломатия, милорд! Эта хитрая лисица – самый настоящий шпион. Дай Бог, чтобы я ошиблась, но уверяю вас, да вы и сами это увидите, что он к дипломатии имеет меньше всего отношения и хочет, прикрывшись ею, навредить роялистам-изгнанникам, нашему доблестному Сапожку Принцессы и всем членам его храброй лиги.

– Я уверена, – сказала графиня, поджав тонкие губы, – что если этот ваш Шовелен действительно собирается причинить нам вред, то он найдет себе преданного помощника в лице леди Блейкни.

– Помилуйте! – выпалила леди Порталес. – Видел ли кто когда-нибудь подобный разврат? Милорд Гренвиль, вы так красноречивы, попытайтесь-ка, пожалуйста, объяснить госпоже графине, что она поступает глупо. В вашем положении в Англии, мадам, – добавила она, обратив к графине гневное и решительное лицо, – вы должны держать при себе все штучки, столь любимые вашей французской аристократией. Леди Блейкни может симпатизировать или не симпатизировать французским убийцам; она могла делать или не делать что бы там ни было, связанное с арестом и осуждением этого самого Сен-Сира, но она – законодательница мод в этой стране, а у сэра Перси Блейкни больше денег, чем у полудюжины других, вместе взятых, он здоровается и носит перчатки с королевским достоинством, и ваши попытки как-либо очернить леди Блейкни не заденут ее, вы же будете выглядеть дурой. Не так ли, милорд?

Но что подумал по этому поводу лорд Гренвиль и как отнеслась к грубоватой тираде графиня де Турней, осталось неизвестным, поскольку занавес вдруг поднялся, возвещая начало третьего акта «Орфея», и со всех концов зала послышались призывы к тишине.

Лорд Гренвиль поспешно распрощался с дамами и отправился обратно в свою ложу, где в течение всего антракта с неизменной табакеркой в руках сидел месье Шовелен, напряженно всматриваясь проницательными водянистыми глазками в ложу напротив, куда с пышным шуршанием шелковых юбок и громким смехом, привлекая всеобщее любопытство публики, только что вошла Маргарита Блейкни в сопровождении мужа Она была божественно прекрасна в ореоле своих золотых с красноватым отливом кудрей, слегка напудренных и завязанных сзади на изящной шее гигантским черным бантом…