Сапожок Принцессы

Пауза затягивалась, и Шовелен начинал нетерпеливо хмуриться на стоящую перед ним сутулую фигуру. Наконец жид не спеша сунул руку в свой драный карман и извлек из его глубин горсть серебряных монет. После чего, задумчиво осмотрев их, серьезно сказал:

– Это дал мне высокий незнакомец, когда уезжал с Робеном, чтобы я держал язык за зубами по поводу его дел и его самого.

Шовелен презрительно передернул плечами.

– Сколько здесь? – бросил он.

– Двадцать франков, ваша экселенца, – ответил жид. – Я всегда был честным человеком..

Шовелен без долгих разговоров достал из кармана несколько золотых монет, позвенел ими, положил на ладонь и протянул жиду.

– Сколько золота на моей ладони? – спокойно спросил он.

Было очевидно, что опытный дипломат не собирался пугать стоящего перед ним человека, наоборот, хотел расположить его в свою пользу, а потому обращался к нему вежливо и любезно. Разумеется, Шовелен мог прибегнуть к угрозам и даже упомянуть о гильотине, но, опасаясь, как бы старик со страху не повредился умом, решил, что добьется большего, используя жажду обогащения, а не угрозу смерти.

Жид бросил быстрый и жадный взгляд на золото.

– Я думаю, здесь всего пять монет, ваша экселенца, – подобострастно ухмыльнулся он.

– Как вы думаете, этого достаточно, чтобы дать свободу благородному языку?

– Что желает узнать ваша экселенца?

– Как скоро ваши лошадь и повозка смогут доставить меня туда, где я найду моего друга, уехавшего на повозке Робена Гольдштейна?

– Моя лошадь и моя повозка доставят вас туда, ваша экселенца, когда вам будет угодно.

– Это место называется хижина папаши Бланшара.

– Ваша честь знает это? – удивился еврей.

– Вы знаете это место?

– Да, знаю, ваша честь.

– Какая дорога ведет туда?

– Дорога Сен-Мартэн, ваша честь, а дальше пешеходная тропка по направлению к скалам.

– Вы знаете дорогу? – еще раз жестко спросил Шовелен.

– Каждый камень, каждую травинку, ваша честь, – спокойно ответил жид.

Шовелен, более ни слова не говоря, кинул на пол перед евреем одну за одной все пять монет, и тот, ползая на коленях, принялся собирать их. Одна из монет закатилась под кухонный шкаф, доставив этим старику немало беспокойства. Шовелен молча смотрел, как кряхтит еврей, пытаясь собрать все монеты.

Когда старик наконец поднялся с колен, Шовелен спросил:

– Как скоро будут готовы ваша повозка и лошадь?

– Они уже готовы, ваша честь.

– Где они?

– Менее чем в десяти метрах от этой двери. Ваша экселенца соблаговолит посмотреть?

– Мне незачем на них смотреть. До какого места вы сможете отвезти меня?

– До хижины папаши Бланшара, ваша честь. Если только робеновская кляча довезла до нее вашего друга. Я уверен, что не более чем в двух лигах[27] отсюда мы догоним этого болтуна Робена, высокого незнакомца, их клячу и повозку – всю эту кучу прямо на дороге.

– Как далеко отсюда находится ближайшая деревня?

– По той дороге, которую выбрал англичанин, ближайшая отсюда деревня Микелон.

– Сможет ли он там взять свежих лошадей для дальнейшего пути?

– Сможет, если только он до нее доедет.

– А вы сможете?

– А вашей экселенце может потребоваться? – деловито спросил еврей.

– Это мое дело, – спокойно ответил Шовелен. – Но помните: если вы меня обманули, я прикажу моим бравым молодцам задать вам такую порку, что душа покинет ваше уродливое тело. Если же я найду моего друга, высокого англичанина, у папаши Бланшара или где-нибудь по дороге, вы получите еще десять золотых. Принимаете ли вы мои условия?

Еврей вновь задумчиво поскреб подбородок, посмотрел на монеты в своей руке, на грозного собеседника, на Дега, который стоял рядом и молчал. И, еще немного подумав, отважно сказал:

– Разумеется!..

– Идите и подождите нас за дверью, – сказал Шовелен. – И помните, что надо держать свои обещания, иначе, клянусь небесами, я выполню свое.

Униженно отвесив поклон, старик шаркающей походкой вышел на улицу.

Шовелен остался весьма доволен допросом. Он, как обычно, потер свои ручки, что было верным признаком удовлетворенности.

– Мой плащ и сапоги! – кивнул он Дега.

Дега отошел к двери и, по всей видимости, передал распоряжение дальше, потому что вскоре появился солдат, несший плащ, сапоги и шляпу. Шовелен снял сутану, под которой оказались туго натянутые бриджи и суконный жилет, и стал переодеваться.