Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина

Дама, с которой мы были дружны, открыла раздвижную перегородку между нашими комнатами, так что они соединились в одну, и мы с нею весь день провели в разговорах. Ещё одна наша приятельница в это время чем-то занималась в покоях принцессы, и мы несколько раз звали её к себе. Наконец, она ответила: «Ну, раз вы говорите, чтобы я непременно пришла, тогда приду…» Мы отправили ей случайно оказавшуюся под рукой сухую веточку мисканта со стихами:

Вот зимней стужею побитый
Сухой зачахнувший мискант —
Так наши рукава изнемогли:
Тебе махали, призывая.
Не станем больше, положась на волю ветра

.

* * *

Дамы, которые принимали у нас придворных высшего ранга и близких к государю, были заранее назначены и известны, что же до неопытных и несветских вроде меня, то гости даже не знали, существуем мы или нет. Но в самом начале десятой луны, как раз была очень тёмная ночь, во дворце читали сутры [86], и, поскольку голоса чтецов были очень благозвучны, мы с одной дамой устроились недалеко от дверей в молельный зал, слушали и беседовали, непринуждённо расположившись на циновках — а тут как раз пожаловал гость [87].

— Бежать звать старших фрейлин из их покоев будет неприлично. Раз уж так случилось, будем вести себя согласно с обстоятельствами. Останемся здесь, — сказала та вторая дама, и я продолжала сидеть рядом, прислушиваясь к тому, как она беседует с гостем. Своей манерой говорить он производил впечатление зрелого рассудительного человека, в нём не было ничего отталкивающего. — А вторая из вас? — поинтересовался он, но не сказал ничего из тех неприкрытых двусмысленностей, что имеют хождение в свете, а заговорил о красе и быстротечности нашей жизни и о других подобных вещах, заговорил очень искренне и печально. Были в его голосе какие-то нотки, которые не позволяли нам решительно оборвать беседу и скрыться в своих комнатах, и обе мы отвечали ему и продолжали разговор. — Оказывается, есть ещё дамы, с которыми я незнаком! — удивлялся он и совершенно не собирался уходить.

Было очень темно, даже звёзд не видно, шёл долгий осенний дождь, и капли, стучавшие по листве деревьев, издавали причудливый, но приятный звук. — И всё же, как ни странно, в такой ночи есть своя красота, не правда ли? При ярком лунном свете всё слишком хорошо видно, и порой досадуешь на этот блеск без полутонов, — и он заговорил о красоте весны и осени:

— Подчиняясь течению времени, мы сначала находим очарование в весенней дымке, когда она плотно стелется по всему небу, так что вместо яркого лунного лика видно широко разлитое сияние — в такое время хорошо слушать мягкое звучание лютни «бива», настроенной на лад «благоуханный ветерок». Но с наступлением осени, когда месяц становится удивительно ясным, и, невзирая на пелену тумана, его, кажется, можно руками потрогать, так ярко сияет он на небе, тогда под аккомпанемент ветра и голосов насекомых приятно звучание тринадцатиструнного «кото», когда вместе с ним слышна чистая мелодия флейты — тут и подумаешь: что же такого находил я в весне? Но не успеешь оглянуться, как уже и зима, ночью даже небеса прозрачны и холодны, и на снежных сугробах лунные отблески — слушаешь дрожащий голосок дудочки «хитирики» и забываешь равно о весне и об осени, — так он говорил, а потом спросил нас:

— А какое время года ближе вашему сердцу?

Вторая дама ответила, что ей милее осенняя ночь, и я, решив, что не стоит повторяться, ответила так:

И неба бирюза,
И вишен цвет,
Всё дымкою окутано весенней,
И призрачною кажется луна
Весенней ночью.

[88]

Он несколько раз вслух произносил эти строки, а потом спросил:

— Так вы не признаёте красоту осенней ночи? — и прочёл стихотворение:

После этой ночной беседы,
Если дней мне судьба отпустит,
Стану весенние ночи
Вашим считать подарком,
Оставленным мне на память.

Тогда дама, выказавшая предпочтение осени, прочла:

Кажется, все вокруг
Сердце весне отдали,
Неужели совсем одной
Любоваться мне суждено
Луною осенней ночи?

Кажется, нашему гостю беседа была интересна, и с задумчивым видом он продолжал: