Вообще она постепенно оттаивала. Пьетро казалось, что она смиряется со своей участью, особенно когда она поняла, что Пьетро не настаивает на своих супружеских правах.
Он не считал, что таким образом ведет себя благородно. Правда заключалась в том, что молодая жена не вызывала у него желания. Его сверхчувствительный темперамент восставал против близости с беременной женщиной, даже если раньше она была для него желанной. А главную роль здесь играла гордость – любовь для Пьетро всегда была чувством взаимным, он никогда не испытывал мужской похоти, требующей удовлетворения любой ценой. Одного взгляда на оледеневшее от ужаса лицо Антуанетты было достаточно, чтобы возникшее желание умерло раньше, чем наполовину созрело.
Пьетро вышел во двор и поглядел, как женщины расставляют большие столы. Скатерти выглядели прекрасно, салфетки продеты в массивные серебряные кольца. У каждого прибора лежали нож и ложка[28]
, а между каждыми двумя приборами стояли серебряные кубки, выполненные в виде льва, дракона или птицы, так что два соседа могли пить из одного кубка. Пироги из хорошей белой муки, украшенные сахарной глазурью, лежали перед каждым гостем, а серебряная миска для супа полагалась, как и кубки для вина, одна на двоих.Слуги устанавливали под балдахином помост, на котором должен был сидеть барон Анри с несколькими самыми знатными гостями. На кухне бушевало пламя, все было готово для того, чтобы жарить мясо – барон Анри еще в день приезда послал своих лесничих на охоту.
Для Пьетро не находилось никакого дела. В замке он все еще был чужим, а Готье, барон и Туанетта прекрасно со всем управлялись. Пьетро вернулся в дом и отыскал портниху, которая готовила ему наряд для предстоящего торжества. Наряд должен был выглядеть великолепно, по этой части Пьетро мог кое-чему поучить простоватую северную знать.
Он нарисовал портнихе на куске пергамента эскиз своего костюма – будучи отличным каллиграфом, он и рисовал очень хорошо. Когда портниха увидела этот эскиз, она уронила иголку и захлопала в ладоши от восторга. Костюм напоминал одежду, которую он носил в юности, и соединял в себе восточную роскошь с сицилийским вкусом. В этом костюме не было никакой особой новизны – если не считать производимого им общего впечатления. Туника была короткой и перехвачена поясом, штаны плотно облегали ноги и соединялись с чулками так незаметно, словно это единое целое, но разного цвета.
Пелерина, отороченная мехом, тоже была короткой, но чуть длиннее туники. Во времена, когда мужская одежда была длинной и ниспадающей, Пьетро самым скандальным образом открывал свои ноги почти целиком. Он выбрал для своего костюма темно-красный цвет, прекрасно оттеняющий его смуглую кожу. По чулкам из черного шелка спиралью шли вверх ярко-красные полоски. Мех черной куницы оторачивал по низу пелерину, а куртка была оранжево-красная, более светлая, чем пелерина и штаны. Пьетро прекрасно умел пользоваться сочетанием оттенков одного основного цвета. Этот его наряд был красно-черный с преобладанием красного.
Он сожалел, что, несмотря на жару, ему придется надеть плащ. Отороченный мехом плащ, отделанный венецианской парчой, служил подтверждением благородного происхождения. Туфли из красного бархата были украшены черными нитями. Он поручил портнихе пришить на плащ среди маленьких черных розеток рубины, чтобы и цвет драгоценных камней соответствовал общему замыслу.
Несмотря на все свои злоключения, Пьетро вовсе не стал бедняком. Когда он покидал с Исааком Сицилию, он по совету Исаака взял с собой все свои драгоценности, так как золотых дел мастер предвидел, что их придется закладывать, если граф Синискола потребует слишком большой выкуп за жизнь Донати. Иоланта сохранила их для него. И, будучи девушкой не только романтической, но и весьма практичной, она передала их Пьетро, когда они бежали из Хеллемарка.
Пьетро радовался этому обстоятельству. Оно обеспечивало ему независимость от семьи его жены. На следующий день после их приезда в Монтроз он продал несколько драгоценных камней помельче, и даже после того как купил баснословно дорогие ткани для своего костюма, у него в кошельке оставалось немало золотых монет.
Портниха закончила работу над костюмом. Пьетро поблагодарил ее и дал ей серебряную монету – таких денег она не видела никогда в своей жизни.
– Спасибо, добрая женщина, – сказал он ей. – Вы хорошо все сделали.
Он взял костюм и шапочку, украшенную так же, как и костюм, рубинами, хотя, поскольку их у него оставалось немного, эти и другие, пришитые к туфлям, были из стекла, он их тайно купил в деревне несколько дней назад.
Только он положил костюм на кровать под балдахином, как в комнату вошла Антуанетта. Она остановилась в дверях и увидела костюм.
– Пьетро, – прошептала она, – это очень красиво. Надень его, пожалуйста.
– А не слишком ли рано одеваться? – спросил Пьетро.
– Нет, некоторые гости из менее знатных уже приехали. И кроме того, мне хочется увидеть тебя в этом костюме.
Пьетро одевался, а Туанетта сидела на краю кровати, рассматривая его очень серьезными глазами.