Сармат. Смерть поправший

— Вадим, кто винит тебя?.. Еще встретится тебе та, для которой ты будешь единственным, а меня больше не неволь. Закончим разговор на эту тему.

Он схватил ее за плечи и затряс, срываясь на крик:

— Не виноват я, что жить выпало мне, а не ему. Можешь ты, кукла бессердечная, понять это?!

— Игорь жив! — крикнула Рита. — Не знаю, что с ним случилось, но знаю: случилось что-то ужасное. Еще знаю, что сейчас ему нужна моя помощь.

— Господи! — схватился за голову Савелов. — Живой он стоял между нами и даже мертвый стоит! Пойми — мертвый он, мертвый!

— Мертвый? — шепотом переспросила она, и в ее глазах сверкнул гнев. — А зачем против мертвого возбуждать уголовное дело, ответь мне?.. Затем, что доказательств его гибели нет. Нет, понял ты, не-е-ет доказательств!!!

— Какое, к черту, дело?.. Оно давно военной прокуратурой приостановлено...

— "За неустановлением местонахождения обвиняемого", так мне ответил на прошлой неделе следователь военной прокуратуры.

— Ты там была?

— Я имею право знать о судьбе отца моего ребенка.

— Имеешь, — согласился Савелов и опять схватил ее за плечи. — Пойми, Маргошенька, этим уголовным делом они гибель группы на него, на него, мертвого, списывают, и не более того.

— Игорь жив! — с гневом выкрикнула Рита и оттолкнула его от себя. — Не трать время, Савелов, тебе и твоему генералу Толмачеву не удастся убедить меня в обратном!

— Ну, предположим, что он жив, а как ты сможешь связать с ним свою жизнь, ты подумала?..

— Главное, чтобы он был жив.

— Ха-ха! Твой папочка будет счастлив допустить такого... такого в свое семейство, ха-ха-ха!

— Договаривай: какого такого?

— А ты подумала, какое клеймо с самого детства будет лежать на Платоне?.. Сын невозвращенца и предателя, он даже не сможет получить высшего образования.

Ладонь вспыхнувшей от гнева Риты с размаху впечаталась в его щеку, оставив на ней косой багровый след.

— Быстро же ты, Савелов, забыл, что носишь на своей груди золотую цацку, облитую его кровью. Платон — сын русского офицера, а не предателя или холопа, как некоторые в вашей «Конторе».

Савелов, побелев, как мел, отшатнулся от нее к черному провалу окна.

— Я не забыл... Я знаю истинную цену той золотой цацке, — выдохнул он. — Но почему ты так жестока ко мне, Маргоша?

— А ты ко мне?..

Он не нашелся с ответом и предпочел отвернуться от ее гневных глаз.

— Игорь жив, — услышал он за спиной. — Запомни, Савелов: он жив — без твоего пакостного «предположим».

В ее голосе была такая уверенность, что у Савелова зашлось сердце. «Вдруг она права, — подумал он. — Что бы там не говорили, но мертвым Сарматова и в самом деле никто не видел. Даже генерал Толмачев, похоже, до конца не уверен в его смерти, иначе не подсунул бы мне ту проклятую фотографию».

Прижавшись щекой к холодному стеклу окна, он долго и молча смотрел на заваленный мокрой листвой переулок. На память пришли строчки, прочитанные им у какого-то поэта:

...Разве в этом кто-то виноват,

Что с деревьев листья облетели?

Через несколько минут, с большим трудом подавив боль и душившую его обиду, Савелов попытался посмотреть на внезапно обрушившуюся на него беду как бы со стороны.

«Ничего не поделаешь — она права, — вынужден был согласиться с ее доводами он. — Одиночество вдвоем раздавит нас в Германии... Она права и еще в одном: жив или нет Сарматов, в наших с ней семейных отношениях это ничего не может изменить».

— Что ж, вольному — воля, спасенному — рай, — с горечью уронил он и, не глядя на Риту, вышел из столовой.

В гостиной от пережитого потрясения Савелов долго не мог взять себя в руки.

— И ничего тут не поделаешь — не стерпелось, не слюбилось! — меряя шагами гостиную, повторял он. — «...В мерзкую харю реальности надо смотреть прямо», — вспомнились ему слова Павла Толмачева. — Что ж, если смотреть прямо, то придется признать, что рано или поздно это все равно бы случилось. Все равно бы случилось! — скрипнул он зубами и после минутного размышления склонился над листом бумаги.

Закончив писать, он кинул в чемодан несколько фотографий из семейного альбома, затем подошел к шкафу и после недолгого раздумья, по-военному быстро, облачился в мундир с Золотой Звездой.

Когда он снова появился в столовой, то застал Риту в той же отрешенной позе, у плачущего осенним дождем окна. От любви и жалости к ней у Савелова опять зашлось сердце. Он бережно развернул ее за плечи и кивнул на дверь в гостиную:

— Я там оставил согласие на развод. И еще... Хоть и не имею на то права, но я выдам тебе служебную тайну, потому что очень хочу, чтобы счастье не обошло тебя и Платошу стороной. Говорят умные люди, Маргошенька, что счастье хоть и редко, но все еще встречается на земле...

— О чем ты, Вадим? — подняла она заплаканные глаза.

И увидев его в форме, премного удивилась и хотела что-то спросить, но Савелов перебил ее: