– Если вы вхожи в тот серьезный дом, то какого черта разложились в пивной с русской воблой?
– Ха!.. Да в ГУЛАГе каждый затруханный баклан знает, что при шмоне вертухаи не найдут лишь то, что лежит на виду. А ваш покорный слуга, герр Зильбербард, – Кригер ткнул себя в грудь, – имел честь родиться под вой пурги в колымской зоне, в эпоху, так сказать, беспощадной борьбы интернационалистов с безродными космополитами…
– В таком случае вам и в самом деле больше подошел бы климат Израиля, а не Германии с Россией, – не удержался от колкости Савелов.
– Я тоже так когда-то думал, но там оказалось слишком много евреев на один квадратный километр. – Кригер засмеялся, останавливая машину перед новым домом Савелова. – Вот мой телефон, – вложил он визитку в руку Савелова. – Жду звонка, герр Зильбербард.
– Не надейтесь, что позвоню, – выходя из машины, бросил тот. – Вы свое дело сделали, а теперь, как говорится, адью навсегда, господин хороший…
После встречи с Кригером Центр действительно улучшил финансирование, и Савелов, чтобы не чувствовать себя нахлебником, решил заняться бизнесом. Он снял деньги со счета и позвонил Кригеру. Сумма, полученная им спустя неделю от Кригера, в один день сбывшего в Москве оптом огромную партию «одноруких бандитов», превзошла ожидания Савелова и сразу разрешила все их с Урсулой финансовые проблемы, а с ними и семейные. Кригер, вдохновленный посещением Москвы и удачно проведенным там гешефтом, представил ему полный отчет и бухгалтерские документы о состоявшейся сделке.
В дальнейшем Кригер оказался незаменимым и при проведении второй части операции «Тамплиер». По его наводке – разумеется, опять за определенный навар – Савелов выходил на нужных людей и после их дотошной проверки Центром открывал в офшорных зонах на их имена подставные фирмы, на счета которых сразу потекли огромные суммы от сделок с советской зарубежной собственностью. Разумеется, что-то от этих сумм ложилось и на счет самого Савелова.
Кроме того, в предприимчивой голове Кригера родилось еще несколько хитроумных коммерческих проектов, связанных с продажей в страны «третьего мира» разнообразного современного оружия и боеприпасов, оставшихся на складах уходящей на родину Западной группировки войск. Благо, с тыловиками из этой группировки, сбывшими ему когда-то партию противогазов, дальновидный Кригер окончательно не порвал отношений. Были связи, по старой службе в Германии, и у самого Савелова.
Договориться с интендантами не представляло особой сложности. Те понимали, что в России их семьи в лучшем случае ждут лишь служебные квартиры с казенной мебелью. И самые отчаянные готовы были загнать с войсковых складов что угодно, сколько угодно и кому угодно, лишь бы платили «зелеными» в запечатанных пачках.
Вскоре Савелов решил принять долевое участие и в этих проектах Кригера. Что мне терять? – спросил себя он однажды и сам себе ответил: все, что мне было дорого, я уже потерял – Родину, офицерскую честь, отца, любимую жену, даже самого себя… А сомнительность сделок с оружием?.. Так ли они сомнительны по сравнению с тем, что творится в родном Отечестве?.. В России сейчас, как и предсказывал Павел Иванович Толмачев, упорядоченная эвакуация стремительно переходит в фазу беззастенчивого мародерства: все кому не лень «с грозящей веселостью глаз», не обременяя себя сомнениями, наперегонки потащили общенародную, а с их точки зрения – ничейную, собственность в свои крысиные лабазы.
– Я не лучше, но и не хуже вас, господа-товарищи! – сказал себе Савелов. – В конце концов, в эпоху передела собственности что дозволено Юпитеру, может быть дозволено и быку…
Впрочем, у подполковника Савелова все же иногда еще что-то скребло в груди. Бывало, что он с содроганием вспоминал отцовское: «Аз воздам!.. Аз воздам, Вадька!..» Но первая же сумма, полученная им и Кригером за несколько дивизионов систем залпового огня, проданных на Ближний Восток, заглушила все его сомнения.
И еще: за последнее время, к полному недоумению Савелова, к нему совсем перестал являться Сарматов. Сколько бы он ни пытался вызвать его образ, тот, даже в снах, никогда больше не приходил к нему из своего таинственного небытия.
ГОНКОНГ. 7 апреля 1991 года
Весна девяносто первого года выдалась в Гонконге теплой, солнечной и нежной. Лучи солнца будто ласкали этот странный, ни на что в мире не похожий остров, украшая его своими нежными касаниями. Вот и сегодня окутанные туманом склоны холмов за стенами монастыря с первыми лучами солнца, как по мановению волшебника, окрасились в глубокий перламутровый цвет. Князь тьмы отступал…
Профессор Осира из распахнутого окна кабинета полюбовался этими холмами и цветущими деревьями и позвонил в серебряный колокольчик. Появившийся на пороге монах приветствовал его поклоном.
– Все ли в порядке в монастыре, Ямасита? – строго спросил профессор.
– Происшествий нет, сенсей. Два послушника-грека, отпущенные с вечера на моленье в русский храм, возвратились час назад и немедля приступили к медитации.
– Они молились всю ночь? – вскинул брови профессор.