Сартр за 90 минут

Экзистенциализм с его броскими нигилистическими слоганами («Существование бессмысленно», «Человек — это тщетное стремление» и т. д.) вскоре был подхвачен широким кругом приверженцев левого движения.

В 1945 году окончилась Вторая мировая война.

Союзнические войска победно шествовали по Европе, но Европа лежала в руинах. Абсурдность ситуации была очевидна всем. Экзистенциализм говорил языком современности. Абсолютной справедливости не существует: миллионы людей погибли, а тем, кто выжил, не во что верить, кроме как в себя.

Франция, пережившая унижение, нуждалась в героях, предпочтительно, культурных (это всё-таки Франция). Необходимо было продемонстрировать, что существовало, по крайней мере, героическое духовное сопротивление немецким варварам. Художественную нишу заполнил Пикассо (несмотря на тот факт, что он испанец), ниша литературная была отдана Сартру (он в конце концов написал несколько статей для прессы, связанной с Сопротивлением). Под всеобщее одобрение Сартр пошёл даже дальше: написал небольшую книжку, излагающую учение экзистенциализма в доступной форме: «Экзистенциализм — это гуманизм». Сартр и экзистенциализм становятся французским интеллектуальным экспортом.

Признанная фигура левого движения, Сартр приобретает известность также среди интеллектуалов всего мира. Он разъезжает повсюду, читая лекции об экзистенциализме. Старые верования рухнули, новая религия атеизма и вызывающего отчаяния точно отвечала настроениям времени.

Джульетта Греко получает известность как исполнительница экзистенциалистских песен в трущобах Латинского квартала, а Жан-Поль Сартр сидит за своим столиком в кафе «Де Флёр» (за соседним столиком располагается Симона де Бовуар) и пишет философские труды. Певица в чёрном и философ из кафе на бульваре Сен-Жермен становятся такими же туристическими достопримечательностями Парижа, как Эйфелева башня и Нотр-Дам.

Но Сартр верен себе. Не в его природе успокаиваться, достигнув успеха и славы (это буржуазные понятия, отдающие «дурной верой»). Он продолжает своё философское развитие, как всегда — пишет, пишет, пишет… Новеллы, пьесы, статьи, книги. Когда перенапряжение доходит до того, что ноги уже отказываются таскать его приземистое и толстое, безнадёжно неатлетическое тело, он обращает свой взор к стимуляторам. Работая с утра до ночи день за днём, Сартр подхлёстывает свой разум, постоянно держа себя в возбуждении.

Де Бовуар старается организовать его отдых, предусмотрительно исчезая, когда он развлекается с блещущими интеллектом юными экзистенциалистками.

Сартр верил в непредсказуемость. Действительно, на таковой базировалась вся его философия. Поэтому неудивительно, что его философское развитие также оказалось непредсказуемым.

Начав с почти солипсического индивидуализма, он становится всё более вовлечённым в социальные вопросы, политические ситуации. (Словечко engag'e становится ещё одним экзистенциалистским «паролем»). Покончив с тщетными стремлениями «Бытия и ничто» и насладившись первыми достижениями экзистенциалистского психоанализа, его экзистенциализм превращается в гуманизм.

«Экзистенциализм и гуманизм» — наиболее ясное изложение Сартром учения экзистенциализма; за несколько лет эта тридцатистраничная работа была переведена на большинство языков мира. Она содержит обычные сжатые слоганы квази-нигилистического вызова: «Мы одиноки, и нам нет извинений. Вот что я имею в виду, когда говорю, что человек обречён быть свободным».

Раньше Сартр рассмотрел свободу как ничем не обусловленную. В самом деле, она вдохновляет известное французское понятие acte gratuit: импульсивное, спонтанное действие, игнорирующее последствия. К счастью, это игнорирование последствий характерно больше для литературы, чем для жизни (например, персонаж Гайда в «Обманщиках» импульсивно и ничтоже сумняшеся выталкивает пассажира из идущего на полной скорости поезда). Такие действия и спонтанная экзистенциалистская свобода были провозглашены асоциальными. Они демонстрировали, каким образом индивид может существовать вне общества, по ту сторону его нравов. (Все склонялись к тому взгляду, что хорошо бы подобным абсолютно свободным субъектам существовать исключительно в экзистенциалистских теориях.) Но Сартр, настаивая на спонтанности свободы, имел в виду не общее представление, а нечто более глубокое. Его свобода была чисто философским понятием. (Довоенный учитель в провинциальном Гавре, предложивший такое понятие, действительно снисходительно относился к своей свободе употреблять избыточные количества пива. Это делало его популярным среди студентов.

Однако его «неограниченная свобода» не предполагала, что он может и не прийти на урок.) Сартр вскоре пришёл к пониманию того, что хотя с философской точки зрения ничем не ограниченная свобода имеет смысл, в качестве социальной позиции она вряд ли приемлема. В самом деле, она была бы не только асоциальной, как признавали её сторонники, но просто антисоциальной.