«Возьмусь за самое трудное! И просижу сегодня ровно три часа десять минут. Ни за что на свете не нарушу графика!» — так мысленно поклялся я сам себе. И в ту же секунду услышал пронзительный крик:
— Ой, пираты! Пираты! Пираты напали!
Пираты
По ступенькам застучали голые пятки. Пока Липучка появилась в дверях, я успел накрыть тетради и книжки скатертью и запустить глаза в потолок. Распахнув дверь, Липучка взглянула на меня так, словно кругом бушевал пожар, а я сидел себе преспокойно, не замечая никакой опасности.
— Ой, сидит! Ручки скрестил, мечтает! А там пираты напали! Шалаш растаскивают. Бежим скорей! Где дедушкина палка?
— Где палка? — заволновался я, вскакивая со стула. — Она в больнице… То есть дедушка в больнице.
— Ой, плохо! А то бы мы их палкой по шляпам!
— По каким шляпам?
— Там увидишь. Бежим!
Саша был уже во дворе. Между нашим и Сашиным крыльцом на верёвке белым накрахмаленным занавесом было развешано бельё. Саша приказал Липучке снять бельё и отнести его в комнату.
— Сделаем из верёвки лассо, — крикнул он, — и накинем на них, если будут сопротивляться! Как у Майн Рида!
Мы отвязали от столбов верёвку. Саша ловко, в два приёма, сделал на конце петлю и покрутил ею в воздухе. Потом он спрятал «лассо» под рубашку, и мы помчались с холма вниз, к реке.
Подбежав к берегу, мы спрятались в кустах и стали наблюдать.
Пиратов было двое. Вместо чёрных пиратских флагов они держали в руках белые панамы и зловеще обмахивались ими. Оба они были в красных купальных костюмах и с зелёными листочками на носах. Но только один пират был толстый-претолстый, а другой — щуплый и худенький.
Пиратская база, в виде тёплого зимнего одеяла и разных баночек-скляночек на нём, расположилась вблизи от нашего шалаша. Тут же лежали снятые с него зелёные ветки. Обмахнувшись панамами, пираты как ни в чём не бывало стали продолжать своё разбойничье дело. Отдирая широкую хвойную ветку, толстый пират или, вернее, пиратка произнесла:
— Не лезь, Веник, ты занозишь руки иголками! Я всё сделаю сама. У нас будет очаровательный тент. Мы спрячемся под ним от солнца. А то может быть солнечный удар!
— Я их знаю, — еле-еле, сквозь смех, выговорил я. — Это же дикари! Самые настоящие дикари!..
— Ясное дело, дикари, раз в чужой дом залезли, — угрюмо согласился Саша. — Мы строили, а они ломают… Сейчас вот на этого бегемота в панаме накину лассо!
Но заарканить Ангелину Семёновну Саша не успел… В стане пиратов вдруг поднялось страшное смятение. Веник хотел залезть внутрь шалаша и, видно, наступил на лапу спавшему там шпицу Бергену. Старый пёс вскочил, взвизгнул и спросонья тяпнул Веника за ногу.
Что тут началось!
— Покажи мне ногу! Покажи маме ногу! — завопила Ангелина Семёновна.
А разглядев ногу Веника, она завопила ещё сильнее:
— Боже мой! Это бешеная собака! Видишь, она всё время отворачивается от реки, она боится воды! Она боится воды! Она бешеная!..
— Сама бешеная, а нашего Бергена оскорбляет! — проворчал Саша.
— Молодец, что тяпнул: не будут чужие вещи таскать!
Ангелина Семёновна вдруг замахнулась чем-то — мы не разглядели, чем именно, — и шпиц жалобно взвизгнул.
— Ну, вот видишь! — закричала Ангелина Семёновна. — Я проверила! Она, конечно, боится воды! Слышишь, как визжит?
Пиратка сгребла своё ватное одеяло, баночки и скляночки с едой и, крикнув Венику: «За мной! В больницу!» — стала карабкаться на холм. Впопыхах она даже не надела платья, а так и полезла в своём красном купальном костюме.
— Ей бы гладиаторшей в цирке работать. Быков пугать! — насмешливо сказал Саша.
А Липучка ничего не могла произнести: она беззвучно хохотала, тряся плечами и хватаясь за живот.
Как только мы вылезли из своего укрытия, шпиц Берген с визгом бросился к нам навстречу.
— Ой! — вскрикнула Липучка. — Они его поранили!
И правда, вся морда у пса была в крови; кровь, стекая по длинной белой шерсти, капала на камешки. Сашино лицо вдруг побледнело и стало таким злым, что я даже испугался. Глаза сузились и стали похожи на металлические полоски, а губы сжались ещё плотней.
— Догоню их сейчас и сдам, как самых настоящих разбойников, в милицию, — процедил он. Опустился на колени и стал разглядывать раненого пса. Постепенно Сашины губы сами собой разжались и стали растягиваться в улыбку. Он поймал на ладонь одну красную каплю и слизнул её.
— Ой, что ты делаешь? — изумилась Липучка.
— Морс пробую… Клюквенный морс! Главная пиратка облила его морсом, чтобы проверить, боится ли он воды. Понятно?
Липучка опять стала трясти плечами и хвататься за живот. Потом она потащила пса в реку умываться.
— Ну, не упрямься, не упрямься, пожалуйста. Ты вёл себя как настоящий герой: один сражался с двумя дикарями. И обратил их в бегство. А мыться боишься. Ну, не упрямься! — приговаривала она.
Мы с Сашей стали ремонтировать шалаш, в котором появились просветы, словно длинные неровные окна.
— Хорошо ещё, что плот наш по брёвнышкам не растащили, — ворчал Саша. — Для «тента» своего… Чтобы от солнца прятаться! Кто же это из нормальных людей от солнца прячется?