— Гляжу на вас и думаю, что сделки с дьяволом — вовсе не миф. Ему и впрямь можно продать душу. За вечную молодость, скажем. Вам, Саша, и восемнадцати не дашь. Как вы это делаете? — спросил Токарев.
— О, это результат неудачного эксперимента, — вздохнула Саша, — со временем пройдет. К тому же продать душу за свежую мордашку, значит здорово продешевить. А насчет мессира Леонарда могу успокоить. Я почти уверена, что его не существует.
— Мессир Леонард? — Токарев посмотрел на нее в недоумении.
— Одно из прозвищ дьявола. Вы же знаете, у него много имен, — произнесла Саша замогильным голосом, потом улыбнулась и закатила глаза. — Я так давно колдую, что мы бы с ним неминуемо встретились. А если дьявол мне до сих пор не явился, то либо мессира Леонарда не существует, либо ему просто нечего мне предложить.
— Ну ему может и нечего тебе предложить, но я могу дать тебе многое, — хрипло произнес Токарев. Что мужчина подразумевал под "многим", Саше знать не хотелось. И вообще надо раз и навсегда покончить с этой двусмысленной ситуацией.
— Ну, я получила даже больше, чем надо. Жизнь мне спасли, угостили дивным коньяком. Судя по прелюдии, секс был бы просто фееричным, — Саша ядовито улыбалась. — Но раз вы так щедры, могу я попросить у вас еще об одном одолжении?
— Ради бога, не всякий день ко мне приносят таких дорогих гостей, — в Токареве тоже проснулось ехидство.
— Михаил Викторович, угостите меня ужином, — попросила Саша. Токарев растерялся от такой неожиданной просьбы:
— Ужин? Ну разумеется. Что вы хотите?
— Да ничего особенного. Так… Кокосовый тортик, инжирный джем, немного малины, — заказывая ужин, Саша смотрела Токареву в глаза.
Мужчина прекрасно владел собой. И глазом не моргнул, выслушивая заказ на любимые блюда Ирины. Токарев позвонил по телефону, велел принести ужин.
Не то что Саша хотела его позлить. Просто ей действительно хотелось всех этих вкусностей. Еще одним из последствий ритуала вознесения было то, что она цепляла привычки и вкусы тех, кого вылечивала.
Ничего такого уж криминального, вроде склонности к насилию, или смены ориентации, или неконтролируемого гнева. Скорее мелкие страстишки.
От Юры она заразилась страстью к американским тачкам, у Норы позаимствовала вкус к дорогой одежде. Вылечив Фаину Вайсман, Саша каждый день в течение месяца ела гефилте фиш. Сейчас ей ужасно хотелось кокосового торта и малины.
Кофе по-ирландски, мятные тянучки, клубника с перцем… У кого именно она это взяла, Саша уже и не помнила. Привычки наполняли пустую раковину ее личности, да так там и застревали.
Еду принесли так быстро, что Саша не успела напрячься из-за молчания, снова повисшего в комнате. Токарев собирался с мыслями, придумывал, видно, как ей половчее соврать. Ну-ну.
Дверь открылась и в залу вошла молоденькая симпатичная блондинка серебряным подносом. Костюм горничной говорил о высоком уровне дома. Лиловое платье до колен, белоснежный передничек, крошечная накладка на волосы, кожаные балетки подобраны со вкусом. Не говоря ни слова, девушка подошла к столику у дивана, быстро и ловко сервировала стол.
Накрахмаленные салфетки, тонкий почти прозрачный белый фарфор, очень простой, но в тоже время изысканный, серебряные приборы с все теми же вензелями, что и на каминной решетке.
Расставив еду, девушка повернулась к Токареву и посмотрела на хозяина дома. Мужчина движением руки отослал горничную, и девушка исчезла за дверью. "Прямо герцог Бэкингем", — от его высокомерия Сашу передернуло.
Гостья принялась за еду, Токарев пил крепкий черный чай. Отправив в рот очередной кусок торта, Саша подняла глаза и обомлела. Токарев как раз пригубил чай, и Саша увидела донышко чашки. Не поверив глазам, она стряхнула остатки торта в общее блюдо и перевернула посуду. На дне тарелки стояло клеймо производителя — черная свастика. Саша перевела взгляд на мужчину:
— Токарев, скажите, ваш дед воевал?
— Воевал, конечно, — ответил Токарев, явно не понимая куда клонит гостья.
— И где он служил? В легионах СС? В полицаях ходил? — возмущенно спросила Саша
— Что вы несете? Мой дед красноармеец. Геройски погиб под Сталинградом! — гневно отрапортовал Токарев.
— Да что вы? — недоверчиво сказала Саша. — А почему тогда внук красноармейца ест с фашистского фарфора? И как только кусок в горло лезет! Может с этой тарелки Гитлер ел!
— Господи, Саша! — возмутился Михаил. — Это отличный коллекционный фарфор. Мне его когда-то за долги отдали. Я считаю эту сделку очень удачной. А что посуда из Третьего рейха, то мне без разницы. Только вам в голову могли прийти дикие мысли про Гитлера!
— Ну уж нет, — Саша стукнула тарелкой о столешницу. — Это грязный фетишизм и моральная нечистоплотность. Я больше ни куска не съем из этой инфернальной посуды. И вообще хватит юлить. Я жду ваших объяснений.
Саша пристально посмотрела на мужчину. Под гипнотическим взглядом ядовитых зеленых глазищ у Михаила вылетели из головы все заготовки. Он первый отвернулся. Глядя на огонь, Михаил задумчиво произнес:
— Ладно, с чего бы начать?
— Начните с того, кто те коновалы, что меня похитили, — предложила Саша.