Саша рассказал, что в УРПО, как правило, брали оперов, за которыми “была кровь”. К примеру, один из офицеров “вернулся в строй”, отбыв срок за убийство подозреваемого в изнасиловании. Другая группа сотрудников “пустила в расход” четверых дагестанских бандитов, которые имели неосторожность вымогать деньги у владельца магазина, оказавшегося сыном одного из бывших руководителей КГБ.
С первого дня службы в УРПО Сашу насторожила царившая там неформальная, “полевая” оперативная практика — как на войне. Конечно, ему и раньше приходилось нарушать закон, но всегда по письменному приказу сверху, и кто-то из начальства за это отвечал. В УРПО же все было по-другому. Привыкший скрупулезно протоколировать свои действия в “оперативном деле”, он с удивлением обнаружил, что здесь приказы отдаются устно, письменных рапортов о выполнении не требуют, и операции зачастую вообще нигде не регистрируют, чтобы не оставалось следов.
Когда Саша рассказывал мне все это ночью по дороге в Стамбул, он, конечно, понимал, что его откровения бросают тень также и на него. Меня все время подмывало спросить: вот ты обличаешь Контору, а как насчет тебя самого? Но он ответил, не дожидаясь вопроса.
— Не скажу, что я святой, но на мне нет крови. Я ведь попал в УРПО только потому, что Ковалев определил меня туда. Хохольков никогда не взял бы меня сам. И еще: ведь когда меня посадили в Лефортово и стали шить дела одно за другим, перевернули всю мою деятельность с первого дня службы — и ничего серьезного не нашли, кроме трех смехотворных мелких эпизодов! Если бы на мне была кровь, это точно бы всплыло!
Тогда же он дал ответ и на второй занимавший меня деликатный вопрос. Оказалось, что изначально его конфликт с Конторой был никак не связан с политикой или желанием кого-то обличать. Политическая составляющая появилась гораздо позже. А то, что в конечном итоге все это вылилось в открытый бунт — да у него и в мыслях такого не было. В действительности то был всего лишь акт самосохранения. Он просто понял, что в УРПО ему рано или поздно придется “брать на себя кровь” и стал искать способ этого избежать; к конфронтации с системой его привела неумолимая логика последующих событий — “закон непредвиденных последствий”.
— К тому же я и поработать-то в УРПО толком не успел, — продолжал он. — Я пришел туда в сентябре 97-го; потребовалось два с лишним месяца, чтобы разобраться что к чему. А к Новому году я уже ломал голову над тем, как оттуда поскорее убраться.
Поначалу задания Саши касались того же типа “объектов”, с которыми он работал в АТЦ: банды, похитители, коррумпированные сотрудники милиции. “Первым звонком”, который его серьезно обеспокоил, стало “дело Трепашкина”. Как-то в октябре Гусак сказал: “Есть тут один парень, Михаил Трепашкин. Он — твой новый объект. Пойди ознакомься с делом”.
Саша изучил досье. Оказалось, что Трепашкин, как и он, подполковник, двенадцать лет прослужил в КГБ, разругался с начальством, был изгнан из органов, а теперь пытался отсудить у ФСБ компенсацию. Он опубликовал открытое письмо Ельцину, где утверждал, что спецслужбы погрязли в коррупции. Это была тема, близкая Саше. Теперь Трепашкин работал следователем в налоговой службе. Когда Гусак приказал с ним “разобраться”, Саша прикинулся дурачком:
— Что ты имеешь в виду — “разобраться”?
— Не понимаешь? Ты же знаешь, Трепашкин подал в суд, раздает интервью… Нужно его заткнуть. Это личная просьба директора.
— А как мы можем его “заткнуть”?
— Подбросить ему оружие.
— Не получится! Он же опер, сам знает все эти фокусы…
— Ну тогда просто дать по голове в подъезде, чтоб понял, что мы не шутим, — Гусак начал терять терпение. — В случае чего объяснишь, что пытался отобрать удостоверение ФСБ, которое он так и не сдал. Не прикидывайся идиотом, Саша. Ты что, не знаешь, что мы здесь делаем? Мы — отдел специальных задач. Мы нужны, чтобы решать проблемы, а не задавать вопросы.
— Хорошо. Но мне понадобится время, чтобы разработать объект и подумать, как к нему подступиться, — сказал Саша.
Он совсем не хотел всем этим заниматься и решил потянуть время в надежде, что о нем забудут через пару месяцев.
“ВТОРЫМ ЗВОНКОМ” ДЛЯ Саши стало дело Джабраилова. Где-то в октябре его пригласили на оперативное совещание, на котором обсуждался план похищения младшего брата известного чеченского предпринимателя Умара Джабраилова. Предполагалось получить за него выкуп и использовать деньги для освобождения захваченных в Чечне сотрудников ФСБ. Сашу привлекли к операции из-за его прежнего опыта в делах, связанных с похищениями.
— Я сидел, обсуждал с ними, как взять этого парня, основываясь на своем опыте по освобождению заложников, — вспоминал Саша. — Просто театр абсурда. Но они не видели в этом ничего странного. Ведь похищать чеченцев и требовать за них выкуп было на войне обычным делом.