Саша, Володя, Борис...

Разочарование в “партнерах” было искренним; оно читалось в выражении его лица, в эмоциональности выступлений. Особенно возмутило его вторжение англо-американцев в Ирак. Почему Бушу дозволено лукавить, когда он на голубом глазу утверждает, что Саддам Хусейн связан с Аль-Кайдой, а он, Путин, не имеет права называть Масхадова террористом? “Мы же видим, что в мире происходит, — объяснял он своим депутатам. — Куда только девается весь пафос борьбы за права человека и демократию, когда речь заходит о необходимости реализовать собственные интересы? Здесь, оказывается, все возможно, нет никаких ограничений. Как говорится, товарищ волк знает, кого кушать. Кушает и никого не слушает, и слушать, судя по всему, не собирается”.

Буш и Блэр думали, что Путин “их сукин сын”, но сам он видел себя волком среди волков.

ПЕРЕЛОМНОЙ ТОЧКОЙ СТАЛО предоставление убежища Березовскому и Закаеву. Он воспринял это как личное оскорбление. Как мог Тони Блэр, союзник в войне с террором, человек, которого Путин принимал в своем доме, так его подвести? Как он мог поставить его в дурацкое положение перед русским народом и всем миром? Как он посмел не выдать тех, кого Путин назвал мошенником и террористом?

До сего момента он полагался на слово Тони, партнера по “Большой восьмерке”, эксклюзивному клубу мировых лидеров. Тот обещал, что Королевская прокуратура поддержит в британском суде выдачу его врагов. У Путина никак не укладывалось в голове, что какой-то чеченец в паре с беглым олигархом могли пересилить британскую власть. Путин никогда не допустил бы этого в российском суде!

— Ему бессмысленно объяснять, что Блэр не контролирует суд, — говорил Саша, — он этого просто не поймет; он продукт другой культуры. Я вот тоже не могу до конца это осознать, а ведь я здесь уже три года. Путин думает, что друг Тони его предал и публично унизил. Да он просто пудрил ему мозги, когда катал по Лондону в карете с Королевой! Такого не прощают.

По словам Саши, “Лондон теперь — вражеская территория; теперь нет разницы между Пикадилли и каким-нибудь Гудермесом. Борис и Ахмед должны срочно потребовать полицейскую охрану, как тот писатель, которого Аятолла к смерти приговорил. Иначе их замочат”.

Увы, тогда мы сочли эти предостережения обычной Сашиной склонностью сгущать краски, хотя по крайней мере в одном он был прав: после вердикта по Закаеву и Березовскому Путин заметно охладел к Тони Блэру и стал с возмущением и обидой говорить о двойных стандартах британцев. А когда произошел очередной, особенно зверский теракт, связанный с Чечней, недоверие Путина к Западу перешло в полновесную конспирологическую теорию, согласно которой англо-американцы вместе с чеченцами и Березовским состоят в заговоре против России и используют в своих целях террористов.

Беслан, Северная Осетия, 1 сентября 2004 года. Группа чеченских боевиков захватила местную школу, взяв в заложники более тысячи детей и учителей. На третий день осады российский спецназ взял школу штурмом с применением бронетехники. В результате погибли 344 заложника, в том числе 186 детей. Ответственность за захват школы взял на себя Шамиль Басаев. Правительство Масхадова решительно осудило теракт.

ДУШЕРАЗДИРАЮЩИЕ РЕПОРТАЖИ ИЗ Беслана о том, как террористы сгоняли детей в школьный спортзал, как развешивали взрывные устройства на баскетбольных корзинах и сутками не давали детям есть и пить, всколыхнули мир. Человечество неожиданно вспомнило о Чечне. Но комментарии, посыпавшиеся со всех сторон, были неоднозначными. Одновременно с осуждением террористов зазвучали претензии к российской политике в Чечне, порождавшей терроризм, и призывы начать переговоры с правительством Масхадова. Путин был вне себя: его западные “партнеры” вроде как намекали, что часть ответственности за произошедшее ложится на него.

Обращаясь к нации после этого теракта он обрушил свой гнев на Запад. Он заявил, что ответственность за случившееся несут враждебные силы за рубежом: “Одни хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие им помогают. Помогают, полагая, что Россия — как одна из крупнейших ядерных держав мира — еще представляет угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить. И терроризм — это, конечно, только инструмент для достижения этих целей”.