Саша, Володя, Борис...

Мужчины были крайне возбуждены. Гусак нервно ходил по комнате и все время курил. Марина хотела выйти, но Саша жестом показал, чтобы она осталась. Затем Шебалин начал говорить, и то, что она услышала, стало для нее первым потрясением того дня.

— Короче, нас собираются арестовать завтра. Нас всех, — объявил Шебалин.

Человек, которого она только что видела в квартире Шебалина, оказался “источником” в Федеральном агентстве правительственной связи (ФАПСИ). Он и рассказал им, что подслушал телефонный разговор, из которого следовало, что в понедельник в здании министерства на Лубянке будет взята под стражу группа лиц.

— Все сходится, — сказал Саша. — Ковалев звонил мне вчера и велел нам всем явиться к нему в десять утра.

Марина очень хорошо запомнила этот разговор. Шебалин был спокоен и давил на остальных — “источнику” из ФАПСИ можно верить, а поэтому необходимо что-то предпринять. Взять их под стражу со стороны Ковалева было вполне логичным ходом, учитывая, что на неделе они должны давать показания в прокуратуре.

Гусак и Саша возбужденно спорили. Понькин поворачивал свою большую голову от одного к другому, по очереди соглашаясь с обоими.

Гусак был бледен, непрерывно курил и явно паниковал; кричал, что все пропало, и теперь поздно что-либо предпринимать. Он обвинял Сашу в том, что тот “втянул их в это дерьмо”. Кричал, что идти к Березовскому было “самой идиотской из всех его идиотских затей”. Что если бы он знал обо всем заранее, то никогда бы этого не допустил. Саша кричал в ответ, что если бы они сделали так, как хочет Гусак, то потом им “пришлось бы убивать всех, кого прикажет Хохольков, без разбору”, и они “влипли бы еще в большее дерьмо”. Дело дошло бы до драки, если бы Шебалин и Понькин их не остановили.

Марина слушала в полном оцепенении. И хотя с каждой фразой суть проблемы для нее все более прояснялась, она пыталась убедить себя в том, что на самом деле этого не может быть. Может, это просто розыгрыш?

Наконец Саша заставил всех замолчать и выслушать его. Марина поймала себя на мысли, что она снова видит перед собой другого, “жесткого” Сашу, который однажды на миг показал ей себя, когда приструнил гаишника и опять скрылся под личиной беззаботного тинэйджера-переростка.

Побывав в кремлевской администрации, сказал он, они сожгли мосты, и отступать теперь поздно. Сегодня, хотят они того или нет, друг другу противостоят два лагеря: кремлевская администрация и ФСБ.

— Если мы сейчас откажемся от своих слов, — доказывал он, — от нас отвернутся и те, и другие. Тогда нам крышка.

В общем, заключил он, “у нас нет выбора, нам нужно держаться за Березовского, который одолел же и Коржакова, и Барсукова”. Саша был уверен, что Борис снова одержит победу.

Это звучало убедительно. Но, с другой стороны, если в понедельник их арестуют, им не удастся дать показания в военной прокуратуре в среду. Наконец сошлись на том, что Саша должен звонить Борису.

Тот сказал: “Немедленно приезжайте ко мне на дачу”.

Было без пяти минут полночь.

Когда они — Гусак, Понькин, Саша и Марина — приехали на Рублевку, там уже находился телеведущий ОРТ Сергей Доренко с камерой.

Девять лет спустя, просматривая эту запись в Нью-Йорке, я все никак не мог отделаться от мысли, как же должна была тогда чувствовать себя несчастная Марина — единственный свидетель ночного интервью, которое открыло ей глаза на тайный мир ее мужа?

— Я понимаю, что офицер госбезопасности не должен ни интервью давать, ни выступать по телевидению, — говорил Саша. — Я за свою жизнь никогда не боялся и сейчас не боюсь. Если бы я боялся за свою жизнь, я бы не делал то, чем я занимаюсь. Но я боюсь, что они расправятся с моей женой, с моим ребенком… Если этих людей сейчас на остановить, то этот беспредел захлестнет вообще страну, полностью…

Марина сидела в полном оцепенении. А Борис исчез через полчаса после начала записи. Он уже все понял и отправился спать.

ГОДЫ СПУСТЯ, АНАЛИЗИРУЯ эти события, Саша заключил, что Шебалин с самого начала был провокатором. Он примкнул к ним, когда они пошли к Борису первый раз, хотя до этого не проявлял никакого недовольства нравами и методами УРПО. Скорее всего, он напрямую работал на Ковалева. Возможно, поначалу ему было велено таким способом внедриться в окружение Березовского. Но по мере того как “производственный конфликт” превращался в политический скандал, а Ковалев все явственнее ощущал свою уязвимость, “объектом” Шебалина становился сам Саша и группа поддержавших его офицеров.

В ту ночь Шебалин отказался ехать к Борису, сославшись на какие-то дела. Возможно, ему необходимо было посоветоваться со своим куратором. Его спокойствие и вся эта история о “грозящем в понедельник аресте” могла быть всего лишь попыткой их запугать и заставить отказаться от показаний в военной прокуратуре. Если это было так, то уловка возымела противоположный эффект, подтолкнув группу к полуночному телевизионному признанию, которое, возможно, спасло им жизнь.