"Сашина философия" и другие рассказы

Хрущу соседским опенком и чувствую, как улыбаются мои глаза от этих воспоминаний. Тогда из леса впечатлений мы привезли гораздо больше, чем грибов. Впрочем, ведь за впечатлениями мы и ездили. А грибы так, повод. Будущим летом новые нарастут.

Вьюга за окном не стихает, злится. И чем она суровее, тем уютнее становится у протопленной печки. Тогда, осенью, мы с моим знакомым тоже устроили себе похожий уют: на сковородке шипели «коллеги попы», на крыльце посвистывал самовар. Неторопливо журчала приятельская беседа. Не могу, правда, припомнить, что такое важное мы тогда обсуждали. Делились ли впечатлениями, критиковали ли литераторов, перемывали ли кости политикам? Не вспомню. Должно быть, такие мелочи не запоминаются. А вот ежа помню, как родного. И белку тоже!

Тепло…

Всякое дерево, или Подпорка для безработицы

После экскурсии по храмам областного центра мальчишки-алтарники явились ко всенощной раньше обычного минут на сорок. Всем четверым по десять лет, учатся в одном классе.

— Батюшка, мы такое…

— Мы видели… это, ну… службу…

— Были в соборе, как архиерей…

Оказалось, их весьма впечатлила литургия, которую совершал сам владыка митрополит. Ребятишки взахлеб рассказывали о великолепии кафедрального собора, о блестящих архиерейских ризах, о могучем протодьяконе и о слаженном митрополичьем хоре. Их впечатления понятны, ведь наш сельский храм по благолепию — не архиерейский собор, наш хор из трех женских голосов и рядом не станет с митрополичьим. О предстоятеле вовсе промолчу. Очарованным алтарникам захотелось в своем селе, в своем храме видеть такую же красивую службу, и они занялись своими прямыми обязанностями с небывалым оптимизмом. Отныне кадило вычищалось и блестело, точно золотое. И в колокола звонить наладились.

Сначала, понятно, коряво, но очень быстро наловчились. Ну а клиросные богослужебные книги стали для наших пономарят любимым настольным чтивом.

Кажется, это было только вчера, а прошло с той поры без малого два года. Храм преобразился. Алтарники подросли, стали серьезнее и опытнее в церковных делах, ведь теперь им уже по двенадцать лет. В парчовых стихарях они чинно вышагивают на малый вход, ну что твои иподиаконы. Каждый наглажен, причесан. А уж читают-то как! Два года назад трудно было представить, что ребятишки станут на службе незаменимыми помощниками — прекрасно ладят с Апостолом и справляются с каноном, а кажется, будто еще вчера все четверо водили пальцами по священным текстам, тщась выдавить из себя хотя бы слово. Вот уж правду говорят, было бы желание и усердие, а там Бог все даст: и здоровье, и терпение, и разум. Сверстники наших ребят привычно не взрослеют: кто гоняет целыми днями футбол, кто по кустам покуривает, а кто и… да что там говорить — лоботрясы. Растут, и у них еще все впереди.

Вот, например, какими становятся лоботрясы. Возвращаясь домой после всенощного, слышу, как над притихшей сельской улицей разлетается хриплый мат и громкий кашель. Это бранится Саша. Говорят, что не так давно он был неплохим штукатуром, специалистом. Теперь же бесконечные магарычи и природная лень превратили его в непревзойденного алкаша и бездельника. Вот он, небритый, ковыляет мне навстречу со своим костылем, будто одноногий пират Джон Сильвер.

— Саша, на кого ты стал похож! — говорю. — Косматый, грязный и, конечно, пьяный. Выглядишь, как старый бомж, а ведь тебе сколько, лет сорок пять?

— Сорок четыре, между прочим. Батюшка, дай червонец, а то жрать нечего да нога вот болит, на лекарство надо. Пять рублей уже надыбал, а вот червонца не хватает.

— Ну, нет, — говорю, — лекарство за пятнадцать рублей я знаю. Это которым Петровна, что ли, торгует? На это лекарство не дам.

Удрученный Саша принялся ругаться с новой силой, а я отправился дальше. Его нецензурная брань провожала меня до самой калитки. Из этого монолога можно было уяснить примерно следующее: демократы — сволочи, всё растащили, честным людям ничего не оставили — жрать нечего. Все кругом жулики и жмоты. И поп жмот. Нога болит, а Петровна и чекушки в долг не отпустит… демократы — сволочи. А поп — жмот.

Удивительный человек этот Саша. Вспоминаю анекдотическую сценку, приключившуюся при нашем с ним знакомстве за пару лет до этого. Была нужда штукатурить церковь. Семеныч обратился для этого к местному специалисту Саше. Страна вовсю привыкала к кризису, и тот уже начал безработничать. Еще не окончательно опустившийся Саша, побритый и причесанный, пришел наниматься на работу. Помню, рассвело. На его брюках — стрелки. Он вышагивал чинно, как солдат, и пах «Шипром». Всюду сопровождавший Сашу серый кот своей комплекцией походил на «Фольксваген-Пассат» второй серии. Саша подошел к церковной паперти, и мы представились друг другу. Он пожаловался на безденежье, и началось обсуждение условий работы. Я назвал цену за квадратный метр штукатурки.

— Цена подходящая! — обрадовался Саша.