Сашка

–Это бывает. В запарке мне в прошлом году два пальца осколком отцепило. Осколок тот в винтовочном цевье так и застрял. Во-он, гляди! То же, только когда сам кровь увидал, то и понял. А никакой боли сразу и не было…

–Давай дальше, Луткин!

–Ну, ротный-то меня сразу на лавку, штаны кричит, спускай! И что б вы думали, братцы?

–У тебя открылся понос аж с кровью!

–Мама дорогая-я-я… Яйца зацепило то же?

–Сам ты… Яйца-то! Пулька-то пулеметная, или срикошетила или просто, на излете… Аккурат в левой-то ягодице, под кожей и застряла-то…

Раздался дружный смех, посыпались шутки-прибаутки:

–Так тебя хотя б к медальке представили? «За обчество пострадамши», мол…

–От фрица у него медалька, он ее теперь день и ночь в левой ягодице носит!

–Начищает на праздник…

–Зеркальце возьмет, штаны спустит, да и любуется иной раз…

–Я те рожу-то сейчас начищу! – раскрасневшийся Луткин аж вскочил, отыскивая глазами в полутьме землянки того остряка, – мне ее тот час же… Сам старый наш ротный прокалил ножик да и вынул. Говорю, под кожей была-то…

Луткин умолк, потупил голову, в полутемной и душной землянке тут же повисла тишина. Стало слышно, как слабо потрескивает фитиль в керосинке-гильзе. Он снял порыжевший от глины свой сапог, повертел в руке, будто бы любуясь вдребезги разбитой его подошвой и очень тихо закончил:

–И… Вот что мне обидно-то, братцы… Вот кончим эту войну проклятую, пройдусь я по улице-то родной своей. Медальки свои начищу, не стыдно будет-то пройти мне перед своими-то… Сядем с мужиками-то выпить, конечно. Тот рубаху-то задерет, свои шрамы покажет-то. Тот штанину подымет-то… А у меня спросят, ты чего, мол, Кузьма, и не ранетый-то совсем? Я им что скажу? Куда ранетый?

– Ты, Кузьма, не боись. Ты тогда истинное геройство проявил! И лишний раз… Не буди лихо, пока оно спит тихо. Война-то разыгралась надолго, видать. Тут, брат, не забалуешь. Отхватишь еще. И медальку и…