Помню, что директор школы присутствовал на кладбище и сказал какую-то речь. Мама мне потом объяснила, что это директор.
Дядя Артур держался рядом с мамой и со мной. Мама вцепилась за его локоть, чтобы не упасть. Я держалась за маму.
Потом были поминки с хорошей едой — копченая рыба, сырокопченая колбаса, фрукты, салат, разнообразная выпечка. От мысли о том, что все это пиршество по случаю смерти папы, меня начинало тошнить, и кусок не лез в горло.
Тетя Зина ободряюще смотрела на меня и следила, чтобы я похлебала хотя бы супа.
— Сашулька, возьми пирожное, — ласково сказала она, дотянувшись до вазочки со сладостями.
— Спасибо.
Я взяла трубочку, но когда стала ее есть, слезы опять покатились по щекам. Трубочка от папы… которого уже нет… Трубочка на поминках папы… Крем, как и пломбир три дня назад, показался мне горьким и каким-то тоскливым.
Гости вспоминали всякие хорошие случаи, связанные с папой. Директор школы рассказывал, как отца любили ученики, а он никогда им не отказывал в помощи, даже если приходилось оставаться после уроков. Тетя Зина сказала, что папа помог ее мужу отремонтировать гараж и не взял ни копейки.
Дядя Артур отделался дежурной фразой, но я списала на то, что он слишком горюет от потери друга, и ему не до речей.
Иногда родственники начинали переговариваться шепотом, украдкой поглядывая на меня. Мама при этом смотрела на них так, как кошка-мать смотрит на хищника, загораживая собой котенка.
Мне было без разницы, о чем они говорят, я просто обнимала маму и хотела, чтобы она меньше нервничала.
Дядя Артур всячески старался поухаживать за нами. Подливал маме водки, подкладывал на тарелку еду, у меня спрашивал, что еще подать. Мама молча и благодарно кивала. Мне было даже немного обидно за дядю Артура, казалось, что он заслуживает более теплого отклика, но понимала состояние мамы и тоже молчала.
После поминок тетя Зина деловито сложила оставшуюся еду в контейнеры и пакеты. Мама попыталась вяло отбиться, но тетя Зина не стала даже слушать:
— Лен, ну что ты, готовить, что ли, сейчас будешь? А тут с Сашкой поедите. Да и кому тут оставлять? За все уплачено.
Мы приехали домой и впервые за всю жизнь остались с мамой одни. Начиналась новая жизнь, к которой надо было как-то привыкнуть. Жизнь без папы.
Глава 25
Повреждение острым режущим предметом
Обильная кровопотеря
Остановка сердца
Мой лоб взмок. Язык присох к горлу. Я сижу в кресле Артура и по десятому разу перечитываю эти три строки, указанные в разделе «Причина смерти» под папиной фамилией.
В голове моей мелькает какое-то очень давнее воспоминание, но я никак не могу сообразить, какое именно.
На виски начинает давить, во рту скапливается слюна. Я срываюсь с места и бегу к унитазу. Меня тошнит утренним завтраком.
Все еще стоя на коленях, я в ужасе хватаюсь за живот: малыш! И бессильно опираюсь о стену. Туалет расплывается перед глазами. Все темнеет, и я теряю сознание.
Прихожу в себя от боли в затекших ногах. Я так и сижу, скрючившись, на полу возле унитаза. Сколько прошло времени? С трудом фокусирую взгляд на смарт-часах.
Как такое может быть? Только что было утро, а уже почти три часа дня. Что со мной случилось? И я вспоминаю: справка о смерти. Поднимаюсь на слабых ногах, кое-как умываюсь. Лицо бледное и даже страшное. Я и так никогда не считала себя особой красавицей, а тут из меня словно выпили соки.
Длинные русые волосы с каштановым отливом, худое лицо, голубые глаза. Мне кажется, я повзрослела за последние сутки лет на пять.
Стараясь не смотреть больше в зеркало, освежаюсь холодной водой и вновь бреду в кабинет Артура.
На полу валяется злосчастная бумажка. Я уже боюсь лишний раз брать ее в руки. Но заставляю себя наклониться.
Под страшными строками замечаю комментарий врача, по всей видимости, патологоанатома:
«Смерть наступила в результате проникающего ранения ножом, вызвавшего кровопотерю и остановку сердца».
Сомнений быть не может. У папы был не инфаркт. Папу убили.
Глава 26
Потянулись серые дни без папы. Мы с мамой жили, словно преследовали только одну цель, — дождаться, когда пройдут еще одни сутки.
В школе я сначала не появлялась. Снова лежала на кровати и выписывала пальцем загогулины на ковре. Мне было без разницы, что мама включает по телевизору, я просто не могла сконцентрироваться вообще ни на чем. Мысли мои витали между счастливыми воспоминаниями и серым ничем, плотно окутавшим теперь нашу квартиру.
Немного скрашивали боль визиты дяди Артура. Он стал приходить гораздо чаще, чем раньше. Приносил продукты, захватывая мне какие-нибудь фрукты и сладости, ремонтировал то розетку, то оконную створку, то кран, старался разговорить маму и меня.
Я принимала его внимание с огромной благодарностью, а вот мама относилась к заботе папиного друга прохладно. Каждый раз дядя Артур упрашивал, чтобы мама взяла пакет с едой, чтобы разрешила помочь с мелким ремонтом, чтобы позволила посидеть и поговорить о папе.
Мне даже было обидно за дядю Артура. Как-то, после очередного холода с его адрес, я набросилась на маму:
— Почему ты так с ним? Он хочет нам помочь! Папа был его друг!