Сатана

Наступил вечер. Около семи вечера в дверь комнаты Евы кто-то сильно постучал. Открыв дверь, хозяйка увидела перед собой ротного командира, который был чем-то встревожен. Майор сухо поздоровался и начал громко возмущаться:

– Товарищ Кузьмина, а где Ваш многоуважаемый муж? Я ему еще три дня назад отдал приказ, чтобы он рассчитался с совхозом по горюче-смазочным материалам. Только его бумаг и не хватает. Директор не может меня выпустить на погрузку только из-за отсутствия этих бумаг. Вверенная мне рота завтра рано утром должна выйти на погрузку, а прапорщика Кузьмина нет. Сегодня же он должен привезти бензин и осуществить заправку. Я хочу спросить Вас. Чем я буду заправлять свои машины? Может солдатской мочей или молоком совхозных коров?…

Дальше набор благородных мыслей у офицера закончился. Он перешел на такой мат, что Ева вынуждена была закрыть свои уши руками. Женщина не слышала того, что еще нового «отпускал» майор в адрес ее мужа. Через минуту она открыла уши, так как увидела, что губы ротного командира больше не дергаются.

Ева ничего конкретного возмущенному офицеру по поводу нахождения своего мужа не сказала. Блондинка и сама его с нетерпением ожидала. Она до темноты не собирала свои вещи в дорогу, надеясь, что у нее с мужем это получится куда быстрее и лучше. Офицер и Кротиха в ожидании прапорщика Кузьмина просидели в комнате около получаса. Игоря все не было. Острая нехватка времени заставляло сидящих за столом искать конкретный путь действий. Более ста машин не могли выдвинуться без бензина до станции погрузки, находящейся в ста километрах от центральной усадьбы совхоза.

По инициативе Евы было решено сразу же ехать в райцентр, где проживала любовница Игоря. На заправочной Игоря и его любовницы не оказалось. Поехали по адресу проживания Татьяны, который дала офицеру ее напарница. Ротный, сидящий за рулем легковушки, то и дело чертыхался в адрес Кузьмина. Ева его «творчество» не нарушала и молчала. Что-либо добавлять или исправлять в далеко нелестную характеристику своего мужа женщина не собиралась. Она была и сама не прочь кое-что добавить к «деловой» характеристике своего некогда любимого. Женщина, сидя в легковушке, сейчас понимала, возможно еще и не до конца то, что после той пощечины между ней и Игорем появился водораздел отчуждения. И это отчуждение, нарастающее с каждым днем, а то и с каждым часом, стремительно превращалось в лютую ненависть к тому мужчине, который для нее был законным мужем.

Семейная жизнь требовала выполнения определенных этикетов и их Ева старалась выполнять. Как только Игорь входил в комнату, хозяйка дежурно чмокала его в щеку. Затем накрывала на стол. Пока мужчина «нажирался», женщина раздевалась догола и ложилась в постель. «Трахнуть» свою жену после плотного «жора» и обильного «выпивона» было неотъемлемым правом Кузьмина. И это стало для него даже «законом», особенно после того, когда Ева обозвала своего мужа бездельником и «прапором».

«Постельное» блюдо Кротиха переносила особенно тяжело. Еву постоянно тошнило от тяжелого запаха алкоголя, который испускал ее муж после посещения заправщицы. «Любовь» приносила блондинке одни только муки и разочарования. Она закрывала глаза и плакала навзрыд, когда пьяный, грубо раздвигая ее нежные ноги, с бешеной силой толкал свой член в ее влагалище. В этот же момент Ева невольно завидовала своей сопернице, представляя то, с какой нежностью и страстью ее законный муж любил Татьяну. От этих мыслей Ева не только плакала, но и задыхалась. Женщине казалось, что сохранившийся запах духов любовницы Игоря ее душит, душит словно змея или удавка… Довольно часто после того, как мужчина сползал со своей безмолвной жертвы и засыпал, Еве хотелось схватить громадный нож, лежащий на столе неподалеку от кровати, и полоснуть им Игоря. На какой-то миг она представляла этого дебила в большой луже крови и это ей приносило радость. От этой мысли плачущей становилось легче на душе и она тихо смеялась, уткнувшись лицом в подушку…