Давайте подведём итоги упоминаниям о Сатане, которые мы встречаем у Павла. В Первом послании к Фессалоникийцам св. Павел говорит о том, что Сатана создавал препятствия на пути его возвращения в Фессалоники (1 Фес. 2:18), возможно, имея в виду действия местных властей во время своего миссионерского путешествия. Своё вынужденное отсутствие, организованное Сатаной, он считает проверкой новообращённых христиан Фессалоник в их приверженности вере, опять же устроенной Сатаной (3:5).
В Первом послании к Коринфянам Павел приказывает христианам Коринфа изгнать мужчину, обвинённого в любовной связи со своей мачехой, и отдать его Сатане для телесного наказания в надежде на его исправление (1 Кор. 5:5). Он также наставляет их избегать чрезмерной сексуальной воздержанности, чтобы Сатана не искушал их (7:5).
Во Втором послании к Коринфянам Павел призывает опасаться намерений Сатаны, но неясно, имеет ли он в виду мастерское умение Сатаны испытывать веру и мораль людей.
Контекст здесь следующий. Павел признаётся, что сам хотел испытать коринфян: он написал им достаточно строго, чтобы проверить, насколько они послушны.
«От великой скорби и стеснённого сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам. Если же кто огорчил, то не меня огорчил, но частью, — чтобы не сказать много, — и всех вас. Для такого довольно сего наказания от многих, так что вам лучше уже простить его и утешить, дабы он не был поглощён чрезмерною печалью. И потому прошу вас оказать ему любовь. Ибо я для того и писал, чтобы узнать на опыте, во всём ли вы послушны».
Традиционно считается, что Павел имеет в виду 5-ю главу своего Первого послания, где он приказал коринфянам отдать виновного в кровосмесительной связи в руки Сатаны. Если это так, то здесь подразумевается, что наказание, которое получил виновный от Сатаны, достаточное и что сейчас пришло время примирения.
Многие исследователи в недавнем прошлом отказались от такой интерпретации, считая, что имеется в виду другой обвиняемый, который, допустим, клеветал на Павла во время его прошлого визита. Но в любом случае Павел продолжает говорить о Сатане:
«А кого вы в чём прощаете, того и я; ибо и я, если в чём простил кого, простил для вас от лица Христова, чтобы не сделал нам ущерба Сатана, ибо нам не безызвестны его умыслы».
На греческом «умыслы» будет
Наш вопрос заключается в следующем: считает ли Павел (или Павел и Тимофей), что Сатана нечестен в своих методах и намерениях, и выходят ли его намерения за рамки разрешения, данного ему Богом, испытывать на прочность мораль сынов человеческих? А если так, то что можно сказать о его собственной морали? Нарушает ли он моральные принципы, мошенничая?
Павел отмечает, что следит за тактикой Сатаны, и ниже в этом письме призывает читателей быть настороже. Это предупреждение относится к конкурирующим с ним христианским проповедникам, которых он саркастически именует «лжеапостолами». «Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И неудивительно: потому что сам Сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их» (2 Кор. 11:13-15).
Допустим, что Сатана отличается от Ангела Света, но способен выдавать себя за него. Можем ли мы сказать, что он Ангел Тьмы? Мы не знаем, но можем быть уверены в одном: в данном случае речь не идёт о каком-либо дуализме, встречающемся в Кумранских свитках, где Ангел Света противопоставляется Князю Тьмы. Здесь Сатана выдаёт себя за Ангела Света (и возможно, было бы лучше не писать «ангел» и «свет» с заглавной буквы). Словосочетание, использованное здесь, —
После предупреждения остерегаться быть обманутым Сатаной Павел характеризует себя как подлинного провозвестника Слова Божия и уподобляет себя Ангелу Божественного Присутствия, говоря, что он проповедует «как от Бога, пред Богом» (2 Кор. 2:17). В своём Послании к Галатам он говорит (надо сказать, слегка преувеличивая) о возможности того, что «Ангел с неба» может проповедовать ложное Евангелие (Гал. 1:8). Нечто подобное было и в его более раннем Первом послании к Коринфянам, в знаменитом прославлении любви: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13:1).