— В некоторые дни он сама сладость и свет, — поведал Джордж. — В другие он корчит из себя господа бога всемогущего и всерьез настаивает, чтобы все склоняли головы и становились на колени. Лично я сомневаюсь, что фильм будет закончен, если и до тех пор, пока он не разберется с состоянием своего рассудка, которое, как я искренне полагаю, заметно поистрепалось. Сперва болезнь, потом авиакатастрофа, потом эта несчастная любовная интрига: нетрудно понять проблемы парня.
Ходили слухи и похлеще: его налоговые дела подверглись изучению; полицейские наведались к нему, чтобы задать пару вопросов о смерти Рекхи Меркантиль, а муж Рекхи, шарикоподшипниковый король, грозился «переломать все кости в теле ублюдка», поэтому на некоторое время Джибрилу пришлось обзавестись телохранителями, которые оберегали его, когда он пользовался лифтами Эверест-Вилас; и хуже всего были известия о его визитах в городские районы красных фонарей,[2170]
где, как намекали, он частенько заглядывал в некие заведения на Форас-роуд,[2171] пока дадас не вышвырнули его, чтобы он не травмировал женщин.— Говорят, некоторые из них получили серьезные повреждения, — сказал Джордж. — За молчание были заплачены больше деньги. Не знаю. Люди способны болтать любую чепуху. Эта Пимпл, разумеется, подскочила прямиком на большую эстраду.
— Не слишком хорошо. Только по авиакатастрофе и немножко после.
Он испытал смятение. Похоже, Джибрил не сумел удрать от своих внутренних демонов. Он, Салахаддин, верил (как теперь оказалось — наивно), что события во время спитлбрикского пожара, когда Джибрил спас ему жизнь, должны были так или иначе очистить их обоих, изгнать этих дьяволов в ненасытное пламя; когда любовь со всей несомненностью продемонстрировала, что ее очеловечивающая сила столь же велика, как и таковая ненависти; что достоинство может преобразить человека так же, как и недостаток. Но ничто не вечно; ни одно лекарство, как оказалось, не является полным.
— Киноиндустрия полна эксцентриками,[2172]
— ласково сообщила Сватилекха Джорджу. — Только посмотрите на себя, мистер.Но Бхупен оставался серьезен.
— Я всегда рассматривал Джибрила как положительную силу, — заметил он. — Актер из низов, играющий роли из всевозможных религий и хорошо принимаемый при этом. Если он выпал из фавора, это дурной знак.
Двумя днями позже Салахаддин Чамчавала прочитал в воскресных газетах, что в Бомбей прибыла международная команда альпинистов, собирающаяся покорить Хидден-пик;[2173]
и когда он увидел в списках команды знаменитую «Королеву Эвереста», мисс Аллилуйю Конус, в него вселилось странное ощущение: чувство того, что тени из его воображения вышли в реальный мир, что судьба приобретала неторопливую, фатальную логику грез. «Теперь я знаю, что такое призраки,[2174] — подумал он. — Незавершенные дела, вот что это такое».Следующие два дня присутствие Алли в Бомбее занимало его все больше и больше. Его сознание настаивало на установлении странных связей — например, между несомненным выздоровлением ее ног и разрывом с Джибрилом: как будто это он повредил ей своей ревнивой любовью. Его рациональный ум знал, что в действительности ее проблемы с низкими сводами начались до отношений с Джибрилом, но он погрузился в состояние странного наваждения и казался непроницаем для логике. Что она делала здесь на самом деле? Зачем она на самом деле явилась? Какой-то ужасный рок оставил здесь свой след, решил он.
Зини (ее хирургическая практика, лекции в университете и работа по организации человеческой цепи совершенно не оставляли теперь времени для Салахаддина и его капризов) ошибочно рассматривала его самоуглубленное молчание как проявление сомнений — о возвращении в Бомбей, об участии в политической деятельности того типа, к которому он всегда относился с пренебрежением, о ней. Чтобы скрыть свои опасения, она беседовала с ним в лекционной манере.
— Если ты всерьез вознамерился стряхнуть свою отчужденность, Салат-баба, не погружайся потом вместо этого в какую-то беспочвенную неопределенность. Хорошо? Все мы здесь. Мы прямо перед тобой. Ты должен действительно попробовать и заставить себя по-взрослому познакомиться с этим местом, с этим временем. Попытайся и обойми этот город как он есть, не как какое-нибудь там детское воспоминание, делающее вас обоих ностальгирующими и больными. Притяни его ближе. Это место на самом деле существует. Сделай его ошибки своими собственными. Стань его сутью; проникнись им.
Он рассеянно кивал; и она, думая, что он собирается снова ее покинуть, бушевала в гневе, оставляющем его крайне озадаченным.
Должен ли он позвонить Алли? Сказал ли ей Джибрил о голосах?
Должен ли он попытаться увидеться с Джибрилом?