Сатанинские стихи

Но странное замешательство в нём продолжается, и теперь он понимает, почему; понимает ярость, горькую иронию в её подавляющем, чрезмерном, чувственном преклонении перед его ногами. Женщина сбрасывает вуаль: Хинд.

— Жена Абу Симбела, — объявляет она отчётливо, и падает тишина.

— Хинд, — произносит Махунд. — Я не забыл.

Но, после долгой паузы, он кивает.

— Ты Покорилась. И — добро пожаловать в мои шатры^{1062}.

На следующий день, среди продолжающихся преобразований, Салмана Перса притаскивают пред очи Пророка. Халид, держащий его за ухо, приставив нож к горлу, подводит иммигранта, хнычущего и ноющего, к такхту[172].

— Я нашёл его — где ж ещё — со шлюхой, которая визжала на него, потому что у него не было денег, чтобы заплатить ей. От него разит алкоголем.

— Салман Фарси, — начинает объявлять Пророк смертный приговор, но арестант принимается вопить калму[173]:

— Ля иллаха иляллах! Ля иллаха!

Махунд качает головой.

— Твоё богохульство, Салман, не может быть прощено. Ты думал, я не пойму это? Ставить свои слова против Слов Божьих!..

Писец, траншеекопатель, осуждённый человек: неспособный собрать самые маленькие крохи достоинства, он хнычет плачет умоляет бьёт себя в грудь унижается раскаивается. Халид молвит:

— Этот шум невыносим, Посланник. Можно мне отрезать ему голову?

После чего шум резко усиливается. Салман клянётся возобновить лояльность, просит ещё и ещё, а затем, с блеском отчаянной надежды, делает предложение.

— Я могу показать тебе, где находятся твои настоящие враги.

Этим он выигрывает несколько секунд. Пророк склоняется к нему. Халид оттягивает за волосы голову поставленного на колени Салмана назад:

— Какие ещё враги?

И Салман произносит имя. Махунд опускается глубоко на подушки, вспоминая.

— Ваал, — говорит он, и повторяет дважды: — Ваал, Ваал.

К великому разочарованию Халида, Салман Перс не приговорён к смерти. Билал ходатайствует за него, и Пророк — его разум сейчас далеко — уступает: да, да, пусть этот жалкий парень живёт. О великодушие Покорности! Хинд была пощажена; и Салман; и во всей Джахильи ни одна дверь не была выбита, ни один старый противник не был вытащен из дому, чтобы упасть в пыль с разрезанным животом, как цыплёнок. Таким был ответ Махунда на второй вопрос: Что происходит, когда ты побеждаешь? Но одно имя призраком посещает Махунда, скачет вокруг него: молодой, острый, указующий длинным, крашеным перстом, поющий стихи, чей жестокий блеск гарантирует их болезненность. Той ночью, когда просители ушли, Халид спрашивает Махунда:

— Ты всё ещё думаешь о нём?

Посыльный кивает, но не хочет говорить. Халид продолжает:

— Я заставил Салмана провести меня к его комнате, лачуге, но его там нет, он скрылся.

Снова кивок, но ни слова. Халид настаивает:

— Ты хочешь, чтобы я отыскал его? Мне не составит труда. Что ты хочешь сделать с ним? Это? Это?

Палец Халида перемещается сначала поперёк шеи, а затем, с резким ударом, в живот. Махунд теряет терпение.

— Ты дурак, — кричит он на бывшего водоноса, ныне — великого полководца. — Разве ты не можешь решить что-нибудь без моей подсказки?

Халид кланяется и уходит. Махунд засыпает: его старый дар, его путь работы с дурным настроением.

*

Но Халид, генерал Махунда, не смог найти Ваала. Несмотря на повсеместный розыск, прокламации, переворачивание каждого камня, поэт упорно доказывал свою неуловимость. И губы Махунда оставались закрыты, не размыкаясь для высказывания пожеланий. Наконец, и не без раздражения, Халид прекратил поиски.

— Пусть только этот недоносок покажет здесь свой нос, хоть единожды, в любое время, — клялся он в шатре Пророка мягкости и теней. — Я нарежу его так тонко, то ты сможешь видеть через любой из кусочков.

Халиду казалось, что Махунд выглядел разочарованном; но в тусклом свете шатра нельзя было сказать наверняка.

*

Джахилья погрузилась в новую жизнь: вызов на молитву пять раз в день, никакого алкоголя, запертые жёны. Хинд самолично удалилась на свою четверть… Но где же Ваал?

Джабраилу снится Занавес: