Сатанинские стихи

Она была, пожалуй, лет на шесть или семь моложе, чем было бы сейчас матери Саладина, но того же птицеподобного образца. Его большой, экспансивный^{1403} отец был в высшей степени последователен, по крайней мере, в этих вопросах.

— Сколько он протянет? — спросил Саладин.

Насрин оставалась в таком же неведении, как и сообщила в телеграмме.

— Это может случиться в любой день.

Миелома пронизала Чингиза насквозь, поселившись в его «трубчатых костях»^{1404} (рак принёс в дом свой собственный словарь; никто уже не говорил о руках и ногах) и черепе. Злокачественные клетки были обнаружены даже в крови вокруг костей.

— Мы должны были понять, — молвила Насрин, и Саладин почувствовал силу старой леди, ту непреклонность, с которой она сдерживала свои чувства. — Его очевидная потеря в весе за последние два года. Ещё он жаловался на ломоту и боли, например, в коленях. Ты знаешь, как это бывает. Со стариками; ты винишь возраст, ты даже представить себе не можешь, что это мерзкая, отвратительная болезнь.

Она остановилась, пытаясь совладать с голосом. Кастурба, экс-айя, присоединилась к ним в саду. Как оказалось, её муж Валлабх скончался почти год назад, от старости, во сне: куда более любезная смерть, чем та, что теперь прогрызала себе дорогу из тела его нанимателя, соблазнителя его жены. Кастурба по-прежнему носила старые, кричащие сари Насрин I: на этот раз она выбрала одно из самых головокружительных, в стиле Оп-Арт, с чёрно-белыми печатными буквами. Она тоже тепло приветствовала Саладина: объятья слёзы поцелуи.

— Что до меня, — рыдала она, — я никогда не перестану молиться о чуде, пока хоть одно дыхание остаётся в его несчастных лёгких.

Насрин II обняла Кастурбу; обе положили головы друг другу на плечи. Близость этих двух женщин была непосредственной и не запятнанной негодованием, как будто близость смерти смыла раздоры и ревность прошлых лет. Две старые леди успокаивали друг друга в саду, одна утешала другую в неизбежной потере самого драгоценного: любви. Или, скорее: возлюбленного.

— Проходи, — сказала, наконец, Саладину Насрин. — Он должен увидеть тебя, немедленно.

— Он знает? — поинтересовался Саладин.

Насрин ответила уклончиво.

— Он — интеллигентный мужчина. Он продолжает спрашивать, куда уходит вся кровь? Он говорит, есть только две болезни, при которых кровь исчезает так же, как сейчас. Первая — туберкулёз^{1405}.

Но, продолжал настаивать Саладин, самого слова он никогда не произносил? Насрин склонила голову. Слова не произносили, ни Чингиз, ни в его присутствии.

— Разве он не должен знать? — спросил Чамча. — Разве мужчина не имеет права приготовиться к смерти?

На мгновение он увидел пламя в глазах Насрин. Кем ты себя возомнил, что рассказываешь нам о наших обязанностях. Ты пожертвовал всеми своими правами. Затем оно исчезло, и когда она заговорила, голос её был ровным, бесстрастным, низким.

— Возможно, ты прав.

Но Кастурба закричала:

— Нет! Разве можно сообщать ему, бедняге? Это разобьёт ему сердце.

Рак сгустил кровь Чингиза до состояния, при котором сердцу стало неимоверно трудно качать её по телу. Он также засорил сосуды чужеродными тельцами, тромбоцитами, атакующими всякую кровь, которая в него вливалась^{1406}: даже кровь его собственного типа. Итак, даже таким пустяком я не могу помочь ему, понял Саладин. Побочные эффекты запросто могли убить Чингиза прежде, чем это сделает рак. Если же он умрёт от рака, конец может принять форму либо пневмонии^{1407}, либо почечной недостаточности^{1408}; зная, что ничем не могут помочь, доктора отправили его домой дожидаться смерти.

— Поскольку миелома системная, химиотерапия и лучевая терапия^{1409} не применяются, — объяснила Насрин. — Только медикаменты — препарат мелфалан^{1410}, который иногда может продлить жизнь, даже на несколько лет. Но нам сообщили, что он находится в той категории, которая не реагирует на таблетки мелфалана.

Но ему вы ничего не сказали, настаивали внутренние голоса Саладина. И это неправильно, неправильно, неправильно.

— Однако же чудо случилось, — воскликнула Кастурба. — Врачи говорили, что обычно это одна из самых болезненных форм рака; но Ваш отец совершенно не испытывает боли. Если молиться, иногда можно снискать благодать.

Именно из-за настойчивого отсутствия боли рак не был диагностирован так долго; он расползался по телу Чингиза, по крайней мере, два года.

— Теперь я должен его видеть, — мягко попросил Саладин.

Пока они говорили, носильщик отнёс его сумку и чехлы с одеждой в помещение; теперь, наконец, он проследовал внутрь за своим гардеробом.